ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Какой бы оторванной от действительности ни казалась на первый взгляд позиция Толстого, внимательное рассмотрение его утверждений показывает, что самим актом отказа от компромисса Толстой признает неизбежность компромисса. В более позднем письме к Бэллоу он говорил, что «компромисс, неизбежный на практике, не может быть допускаем в теории... Великий грех же есть компромисс в теории, намерение понизить идеал Христа, с целью сделать его осуществимым» 84. Предвосхищая то, что позднее шотландский пацифистский теолог назвал «уместностью недостижимого идеала» 85, Толстой утверждал, что, подобно тому, как лучник должен направлять свою стрелу немного выше цели, если он хочет поразить цель, так и мы можем достигнуть высочайшей из достижимых целей, только стремясь выше, чем эта цель.

Но даже с учетом этого различия между компромиссом в теории и компромиссом на практике рассуждения Толстого о непротивлении остаются неудовлетворительными для большинства людей. Он достиг бы большего, если бы делал различие между просто физической силой и насилием, определяя насилие как применение силы в духе, лишенном любви, в духе насмешки или ненависти, или с целью навредить человеку, а не просто обуздать его.

Эйлмер Моуд, английский переводчик и биограф Толстого, всегда сожалел о том, что неудачное изложение писателем «теории непротивления больше, чем что-либо иное, послужило сокрытию от человечества его величия как мыслителя». И действительно, как указал Моуд, «если мы согласимся со всем, что он говорил, то любой безумец, пьяница, своевольный ребенок или рассерженный человек может перекрыть на неопределенное время все движение транспорта на Чип-сайде, и не понадобится много таких людей, чтобы ввергнуть все общество в хаос». Однако он утверждал, что «это не должно постоянно отвлекать наше внимание от множества глубоких вещей, которые он сказал с достойной восхищения силой и ясностью» 86. В теплом и полном благодарности письме, написанном в конце жизни Толстого, Моуд осторожно намекнул на пробел в его социальных воззрениях. «Вы определенно настроены против политики, — писал он, — в то время как я с молоком матери усвоил, что труд, проделанный Пимом и Хемпденом, Вашингтоном и Авраамом Линкольном, и вообще вся попытка установить конституционное правление, предпринятая западным миром, — какой бы ошибочной и несовершенной она ни казалась, — не была бесплодным усилием и не провалилась окончательно; и что этот путь все еще может привести к более справедливому и доброму обществу, чем до сих пор видел мир» 87.

Один сочувственно настроенный современник однажды заметил, что разные люди черпали из Толстого, словно из моря, те нравственные и религиозные ценности, которые более всего соответствовали их собственным склонностям и нуждам 88. Это хорошо подтверждается опытом последователей Толстого в разных странах, пытавшихся организовать сельскохозяйственные общины на основе его учения. Сам Толстой доброжелательно, но со все усиливавшимся скептицизмом смотрел на такие попытки. В конце своей жизни он сказал молодому человеку, который мечтал вступить в такую общину: «Зачем община? Не надо отделяться от всех людей. Если в ком есть что хорошее, пусть этот свет распространяется вокруг него там, где он живет. Сколько людей устраивались общинами, и из этого ничего не выходило. Сначала вся энергия уходила на внешнее устройство жизни, а когда устраивались, начинались ссоры, сплетни, и все распадалось...» 89.

Мечты об утопических общинах и коммунах всякого рода, как светских, так и религиозных, носились в воздухе девятнадцатого столетия как в России, так и в Америке. Около трех сотен таких общин, большинство из них — сельскохозяйственные, значатся в документах на территории Соединенных Штатов за последние три века 90. В России век утопических коммун, можно сказать, начался в 1860-х годах с реальной Знаменской общины в С.-Петербурге 91и вымышленной, описанной Чернышевским в его общественно значимом романе «Что делать?» (1864).

Толстовские общины начали появляться в России к концу 1880-х годов. Очень немногие из ранних общин достигли успеха. Большинство их членов были кающиеся молодые землевладельцы или воспитанные в городах интеллигенты, не имеющие никакого опыта в сельском хозяйстве и даже просто практичного здравого смысла. Вместо того чтобы стремиться жить в духе толстовского Закона Любви и сделать для себя соответствующие выводы, они, казалось, пытались создать новую жесткую ортодоксию из выводов Толстого, сделанных им для себя. Трудности, которые подстерегали их из-за этого педантического буквализма, иллюстрируются нелепым инцидентом, который произошел в общине Шавеево в Смоленской губернии. Члены этой общины приняли к себе тринадцатилетнего бродяжку из соседнего города и принялись воспитывать его согласно принципам толстовского непротивления. Как только мальчишка усвоил принципы, он начал использовать их против своих учителей. Взял у одного из них пиджак и предложил всей группе попытаться отобрать его силой и тем самым нарушить их толстовские принципы — их протест против частной собственности, непротивление злу и утверждения, что накормить голодного и одеть нагого — это их обязанность перед ближним 92.

Подобные же трудности ожидали большую часть толстовских общин в других странах мира. Одна из наиболее ранних таких общин была создана в Перли, в Англии, в 1896 г. разношерстной группой настроенных анархически индивидуалистов. Майкл Холман из Лидсского университета опубликовал интересное описание взлетов и падений этой общины начиная с ее организации и кончая ее роспуском немногим более трех лет спустя. Главными причинами ее распада представляются те же самые причины, что имели место и в большинстве других общин: отсутствие практических навыков и опыта со стороны ее членов и их настойчивое стремление править своей общиной на основе полнейшего толстовского анархизма, без какой бы то ни было ясной идеи о том, к чему это поведет. Все это заставило одного посетителя колонии в 1899 г. отметить, что «предметом спора оказались основные продукты, производимые фермой» 93.

Влияние Толстого было также очень сильно в Голландии того времени; и в 1900 г. оно вдохновило группу его голландских последователей, которые называли себя «Христианскими анархистами», основать общину в Бларикуме, история которой завершилась три года спустя весьма плачевно, когда враждебно настроенные соседи подожгли ее 94.

В Соединенных Штатах влияние Толстого было очень сильным с середины 1880-х годов до начала Первой мировой войны, особенно среди влиятельных лидеров того, что ныне известно как Социальное Евангельское движение 95; но из 75 новых коммун и утопических общин, которые возникли в течение этого времени, ни одна не была организована как толстовская колония и только в одной обнаруживается значительное толстовское влияние. Это была Христианская колония Общего блага, которая существовала в Джорджии с 1896 до июня 1900 г. Толстой очень интересовался этой колонией и переписывался с ее руководителями 96. Эта колония отмечена некоторыми достижениями; но недостаток организации, финансовые трудности и тяжелая эпидемия тифа привели к ее закрытию всего через четыре года.