ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Отрицательная сторона войны не только в том, что она негуманна, что она грех, зло, показывает неспособность решить проблемы миром, она подчиняет человеческую личность государству, обществу, коллективу. Усовершенствованная техника войны все более удаляется от рыцарской доблести, сострадания, уважения к противнику. Это давало философам основание надеяться на то, что чудовищные по размерам войны приведут в конце концов к самоотрицанию войны 15. Любая война есть зло и искусство убивать. Тем более что грубая сила всегда оказывается наиболее способной к военной победе: «Пророк, философ или поэт слабее полицейского или солдата» 16.

Н. Бердяев различал войны однозначно греховные и войны наименьшего зла: освободительные, революции, без которых несправедливостей могло бы быть больше. Окончательное прекращение войн связывалось им с изменением духовного состояния общества и социального строя, революций — с социальным реформированием.

Единственным до конца последовательным пацифистом Н. Бердяев называл Л. Толстого. Его учение о непротивлении злу насилием, его отрицание этого мира во имя Бога составили ему славу великого пробудителя уснувшей совести. Более высокие требования Л. Толстой предъявлял к верующим людям, живущим по законам Нагорной проповеди, а не по законам этого мира. Непротивление злу через божественное вмешательство должно привести к победе добра. Непротивленец имеет свою собственную логику. Он тоже исходит из разноплановости человеческого, эмпирического и трансцендентного, сверхъэмпирического. Ставя себя своим отказом от противления силе силой вне естественного порядка, непротивленец ожидает свыше сверхъестественного вмешательства, которое взорвет узкие рамки человеческих возможностей 17.

Н. Бердяев упрекал Л. Толстого в одинаковом отрицании освободительных и захватнических войн. Борьба со злом должна вестись еще в этом мире. Окончательное торжество божественного закона означало бы начало нового мира и новой Земли 18.

Война наносит еще и последний удар по человеку — испытывает его победой. Выдержать гонения зачастую легче, чем победу, после которой он становился низок, жесток, совершал новые насилия. Как не вспомнить здесь народную мудрость о проверке человека властью. Сосредоточив все свои силы для победы, по достижении желаемого он утрачивал нравственный характер своих действий.

Так ли однозначно понятие силы, противопоставление силы и духа? Можно говорить о силе не только материальной, но и духовной. Очевидно, следует различать силу и насилие. Последнее бывает не только физическим, но и психическим, нравственным. Насильник всегда отрицает свободу другого, деспотические режимы «любят» свободу только для себя. Насилию надо противопоставить «не защиту слабости и бессилия, а дух и свободу, в социальной жизни — право и справедливость» 19.

Н. Бердяев обобщал: «Закон этого природного феноменального мира есть борьба индивидуумов, семейств, родов, племен, наций, государств, империй за существование и преобладание». Наш мир живет по закону войны. «Самая большая сила в падшем эмпирическом мире есть сила денег и сила пушек» 20.

Война как мировое явление существует потому, что нет достаточных сил духа; люди верят лишь в дух силы. Цели жизни — расцвет духа и культуры — подменяются средствами жизни — государством и ростом могущества. Мир остается слишком равнодушным к тому, что правда распинается. Страшно жить в таком мире, но и в него могут проникнуть начала духа и человечности. Христос пришел, чтобы свидетельствовать против сильных. Сила духа «могла бы сдвинуть горы с места. В мире возможны прорывы духа, и этими прорывами жив был человек и двигалась история к сверхъисторической цели, к Царству Божьему» 21.

В вопросе о войне и мире политическая действительность воздействовала на умы религиозных и нерелигиозных представителей эмиграции часто одинаково. В этом отношении урок 1914 года не прошел даром, многие поняли, что война «не может быть оружием национальной политики. Ее последствия непредвидимы, ее разрушения далеко превосходят все возможные результаты. Различие между победителями и побежденными теряет всякое значение. Война есть просто взрыв культуры» 22. Поэтому надо приветствовать все формы международного давления, кроме войны, сотрудничать с международной демократией. Задача образования сверхнационального единства мира или Европы не решалась, конечно, по мнению философов-эмигрантов, только дипломатическими методами, однако и духовное возрождение человечества нуждалось в технических правовых органах, которые предлагала демократия. Г. Федотов считал, что чисто политическое представительство отражает страсти и интересы народов в той же мере, как и церкви, и религиозные общины: «едва ли церковные интерконфессиональные конгрессы могли бы взять в руки дело примирения народов с большей надеждой на успех» 23.

Наносившие удары в спину Лиги Наций, по мнению философа, руководимы духом провокации, духом сатанизма, тем же самым, который породил большевизм. Бессильный воевать с капитализмом, он больше всего ненавидел силы, работавшие для мирного выхода из кризиса: II Интернационал, Лигу Наций. Г. Федотов писал, что в этом его мысли совпадали с умонастроением широких кругов русской эмиграции: «Война и коммунизм одно. Когда русская эмиграция научится понимать это? Коммунизм способен принести Россию в жертву мировой революции и хаоса» 24.

Единство человеческого рода «раздирается не только классовыми антагонизмами, но и национальными. Крайний национализм есть... явление совершенно антихристианское, и если оно может принимать религиозные формы, то исключительно как возрождение языческих религий» 25. Великой христианской и человеческой задачей эпохи Н. Бердяев считал объединение и замирение всех народов, достижение не интернационального, абстрактного единства, а сверхнационального, конкретного единства человечества.

Эмигранты предчувствовали тьму, сгущавшуюся над Европой, ожидали новой мировой опасности: «Эти месяцы заполнены шумом событий, обильно политы кровью. Мало утешительного принесли они для строителей Нового града. Будем благодарны хотя бы за то, что катастрофа отсрочена, — та, имя которой — гибель Европы. Людям доброй воли даны еще месяцы — или годы, — чтобы своими трудами, своей борьбой, кровью сердца и напряжением мысли заклясть фатум» 26.

Сделать этого не удалось, как в 1917 году не удалось предотвратить коммунистического обвала России. Находясь в эмиграции, философы были потрясены продолжавшимися в России событиями, они жадно следили за ними, ждали возвращения страны в нормальное русло ее исторической жизни. Не видя в советской России борьбы, в которую можно было бы вложить силы, эмигранты внешне находились в «бездейственном изгнании», смысл которого заключался в «стоянии на твердом камне любви к России и неприятии преступления» 27. Благодаря культурно-религиозной эрудиции и способности прочитывать духовный смысл событий, православные эмигранты не оказывались в рабстве у эмпирической действительности. Они не следовали евразийцам в утверждении, что Россия органически порождает деспотизм из своего национального духа или своей геополитической судьбы.