ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

Нам уже приходилось отмечать существенный для всей системы взглядов А. Солженицына принцип: противопоставление «мир — война» «содержит логическую ошибку: целая теза противопоставляется части антитезы. Война есть... далеко не единственное проявление никогда не прекращенного многоохватного мирового насилия». Истинным, логически безупречным и нравственным А. Солженицын считает противопоставление понятий «мир» и «насилие» 92. При этом «захват одного заложника и один угон самолета» представляются ему «такой же угрозой всеобщему миру», как военные действия одного государства против другого (везде курсив А. Солженицына. — Т. П. ) 93

Таким образом, насилие — одна из форм «мирового зла», столь разнообразно проявляющего себя в мире. О духовно-нравственной стороне проблемы речь будет идти ниже; здесь же отметим еще раз что насилие неприемлемо для А. Солженицына ни в какой своей форме: будь то военное, государственное, национальное, идеологическое или революционное насилие.

Об антимилитаристских взглядах Солженицына, его требованиях разоружения, его понимании разрядки мировой напряженности и т. п. следовало бы написать отдельное исследование. Этой теме посвящена его статья для газеты «Афтенпостен» «Мир и насилие» (1973); она затрагивается и во многих других выступлениях. Классификацию войн на «допустимые» и «недопустимые» он считает сомнительной. Те, кто ведет войну, пишет он, уверяют, что та форма насилия, которую применяют они, не является угрозой миру, что их насилие — допустимо. Но как «мир неделим» и даже «малое нарушение его... уже нарушает весь мир, — так же неделимо и насилие» 94.

Понятие «разрядки международной напряженности» А. Солженицын, как и другие правозащитники в СССР, тесно связывает с борьбой против тоталитарной власти, против терроризма, в том числе и революционного, против «так называемых партизанских войн» и против насилия вообще. Только тогда, утверждает он, разрядка станет действительно необратимой. Он выступает против принятой на Западе со времен Мюнхена политики уступок агрессору с целью не допустить открытой войны, «только бы не начали стрелять пушки». Истинным миром он считает не только и не столько политический, сколько такой подлинный мир, в котором отсутствует всякое насилие. «Но если каждый день происходит беззвучное насилие — избивают, душат людей, а пушки не стреляют, — это не есть мир», это мир «обманный» 95.

А. Солженицын выступает за резкое сокращение вооружений и за отмену всеобщей воинской обязанности. «Пришла пора, — пишет он в 1973 г., в «Письме вождям Советского Союза», — освободить русскую юность от обязательной всеобщей воинской повинности, которой нет ни в Китае, ни в Соединенных Штатах, ни в одной большой стране мира». А если это не представляется возможным — следует намного сократить срок службы и очеловечить «воспитание» в армии 96. Таким образом, писатель выступает как активный антимилитарист и борец за разоружение.

Но не это главное. Основное острие своей критики он обращает против насилия государственного, идеологического и революционного. Суть его концепции сводится к тому, что отсутствие внешней войны не может считаться миром, если в той или иной стране или странах власть применяет насильственные методы для принуждения к повиновению своих подданных, если их, как в Советском Союзе, гноят в тюрьмах, преследуют и принудительно лечат непокорных в психиатрических клиниках. Молодое советское государство уничтожало интеллигенцию, — пишет он, — «не только расстрелами и тюрьмами, но холодом, голодом, тяжелым трудом и насмешливым пренебрежением» 97. Так же систематически государство уничтожало и преследовало крестьян и рабочих, о чем свидетельствуют массовые крестьянские движения 1920-21 гг. в Сибири, в Тамбовской губернии и в Узбекистане; причина этих и многих других движений, не руководимых зарубежными центрами, — беззакония собственного правительства, т. е. «систематическое государственное насилие» 98. Разновидностью государственного насилия является насилие над подчиненными народами и национальными меньшинствами.

Еще один из видов насилия — насилие идеологическое. Согласно убеждениям Солженицына, средневековое духовенство силой внедряло в умы людей духовные идеалы, и реакцией на это стали Возрождение, Реформация и Просвещение — последовательные этапы погружения западного человечества «в материю» 99. Но особое внимание в его публицистике уделяется коммунистической идеологии. Именно идеология, по его убеждению, рождает и внутреннюю ложь, которая неразрывно связана с насилием, и внешнюю экспансию, и «оправдание войн и убийств» 100.

Наконец, революционное насилие, попытки силой переделать мир, «наивная уверенность непоживших сердец» в том, что, прогнав негодных правителей, новые власть имущие, «отложив гранаты и автоматы», станут «справедливыми и сочувственными» 101, вызывает у А. Солженицына решительное неприятие. Изучение русской истории сделало его «противником всяких вообще революций и революционных потрясений». Он убедился, что «массовые кровавые революции всегда губительны для народов, среди которых они происходят» 102. Эпоха физических революций, считает А. Солженицын, должна быть закончена, ибо физические, кровавые революции ничего не решают, а только «запутывают и ухудшают ситуацию».

Писатель горячо опровергает утверждения, например, Р. Медведева, о том, что «великие цели социалистической революции оправдывают применение насилия», и показывает, что главными методами как теории Маркса, так и всей политики Ленина и большевиков были именно насилие и террор 103. Вывод его совершенно недвусмыслен: задачи преобразования мира «не надо решать оружием». Он готов принять социальную революцию только при одном условии: если она «не будет физической революцией. То есть социальные условия преобразовать надо, но не насильственными методами» 104.

Обращаясь к современному миру, он призывает «разоружиться не только от войны, но и от насилия, чтобы не осталось аппарата не только войны, но и насилия, т.е. не только того оружия, которым уничтожают соседей, но и того оружия, которым давят соотечественников», а также прекратить идеологическую воину 105. Этот принцип, по всей видимости, до сих пор в должной мере не был оценен современниками.

Мы коснулись политического аспекта отношения Солженицына к насилию. Но идейной основой неприятия им любого насилия служит духовно-нравственный аспект. Публицистика писателя проникнута ощущением единства всего мира, всего человечества, заботой о спасении Земли. Вся мировая литература представляется ему «единым большим сердцем, колотящимся о заботах и бедах нашего мира». Земной шар — словно яблоко, в которое с разных сторон, с Запада и Востока, жадно вгрызаются многочисленные черви «прогресса». И в Нобелевской лекции, и во многих других выступлениях он повторяет, что весь мир «связан» и что «все взаимовлияет» 106.