ИВИ РАН - Ненасилие как мировоззрение и образ жизни

«Холодная», идеологическая война тоже представляется писателю «не миром», ибо она — «это сноп ненависти». Кроме того, коммунистической идеологии свойственно расти и распространяться, подобно раковым клеткам, на всю планету. А характерной чертой ее является «тотальная враждебность всему человечеству» 136. Идеология тоталитарного режима реализует себя именно в насилии — идеалы революции «с самого первого шага проявлялись как миллионные убийства». Природа коммунизма едина во всем мире «и всегда — антинациональна, всегда направлена на убийство того народного тела, в котором он развивается, а затем и на убийство соседних тел». Все массовые злодейства ГУЛАГа «возможны только благодаря идеологии» 137.

Говоря о многообразных формах насилия, связанных с идеологическим наступлением советского тоталитарного режима в 70-е годы, А. Солженицын останавливается еще на одном его виде — принудительном заключении инакомыслящих в специальные психиатрические лечебницы. В других странах, пишет он, «насилие не достигает уровня сегодняшних газовых камер, то есть тюремных психдомов». В результате «беспрепятственное подавление инакомыслящих в Восточной Европе создает смертельную реальную угрозу всеобщему миру, подготавливает возможность новой мировой войны...» 138.

* * *

Отличительной чертой концепции А. Солженицына является его непоколебимое убеждение в том, что с насилиями коммунистического режима можно и нужно бороться. Он доказал это всей своей жизнью. Вера в Высшее начало не побуждает его отказаться от борьбы и всецело положиться на Провидение. «Мы не имеем права, — говорит он в интервью японской телекомпании (1976), — и так сказать: ах, Бог все исправит, будем сидеть спокойно. Нет. Мы должны биться. В этом смысл жизни на Земле. Мы бьемся, как можем, как понимаем, сколько хватает нашего зрения, мужества, ума. Конечно, есть божественный смысл в истории, божественный взгляд. Но нам нельзя ни предвидеть, ни все на него оставить, самим сложа руки, без действия. Мы не имеем права» 139. Он сам отвергает обвинения в непротивленчестве. В выступлении на пресс-конференции по поводу сборника «Из-под глыб» (Цюрих, 1974) он говорит: «Спрашивают меня: что ж, я предлагаю пассивное сопротивление?.. Не очень-то пассивное, оно в том смысле пассивное, что не надо брать в руки винтовки, не надо стрелять и убивать. Но оно очень активное...» 140Писатель берет на себя смелость и ответственность «победить ложь» и выступить «против безжалостного натиска открытого насилия» 141. В этом смысле его воззрения близки к теории и практике ненасильственного сопротивления М. Ганди, а также к «прямым ненасильственным действиям» М. Л. Кинга.

И здесь уместно вспомнить духовно-нравственную основу взглядов А. Солженицына. Именно в направлении духовности и нравственности ищет он способов борьбы с насилием. Изучая это направление, нам придется иметь дело с такими «ненаучными», но значимыми и важными для любого человека и человечества в целом категориями, как «жажда правды», «жажда очиститься душою», стремление «к доброму и лучшему». Отвергая в принципе любые формы насильственной борьбы, хотя бы и ради достижения всеобщего счастья и благоденствия на Земле, писатель признает правомерным способом борьбы с мировым злом только борьбу внутреннюю, только духовное преодоление зла и насилия. Рассмотрим подробнее предлагаемые им методы преодоления насилия.

Собственно, методы эти просты и давно известны. Они обозначены заголовками появившихся еще в самиздате статей. Главный из этих принципов — «жить не по лжи».

Поскольку насилие, как мы видели выше, неразрывно связано с ложью и постоянно порождает ее, самый «простой шаг мужественного человека: не упорствовать во лжи, не поддерживать ложных действий» 142. Мотив личного отказа от лжи проходит через все публицистические произведения, но наиболее последовательно и обоснованно этот нравственный принцип выражен в цитировавшейся выше статье «Жить не по лжи». Все зло тоталитарного режима, все насилия его можно одолеть, как считает писатель, отвергнув его «самую чувствительную точку» — ложь. «И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упремся: пусть владеет "не через меня!"» 143.

Писатель убежден, что этого «малого усилия» (на самом деле отнюдь не малого!) достаточно для того, чтобы победить не только ложь, но и сам тоталитарный режим. Советское общество, полагает он, еще не созрело для того, чтобы люди устраивали забастовки, демонстрации протеста и т. п. — «мы слишком забиты, нам это страшно». Но отказаться говорить то, чего не думаешь, может каждый. «Вот это и есть наш путь, самый легкий и доступный при нашей проросшей органической трусости, гораздо легче... гражданского неповиновения по Ганди» 144.

И тогда — одряхлевший тоталитаризм, режим насилия, построенный на лжи, «явится миру голым», и сама Идеология его (А. Солженицын пишет это слово с прописной буквы) обессилит и «отпадет». Для советского гражданина писатель разрабатывает подробную программу неучастия в партийно-коммунистической лжи. Он перечисляет, чего не следует делать честному человеку: не писать, не подписывать и не печатать того, что «искривляет правду»; не высказывать лжи — ни в частной беседе, ни будучи агитатором, учителем, воспитателем и т. п.; ни устно, ни письменно не приводить ни одной «руководящей» цитаты «из угождения, для страховки, для успеха своей работы», если не разделяешь приведенной мысли; не ходить на демонстрации и митинги, не брать в руки лозунги и транспаранты, с текстом которых не согласен; не голосовать за положение или лицо, правота и достоинство которого сомнительны; не ходить на собрания, «где ожидается принудительное, искаженное обсуждение вопроса»; не покупать и не читать прессу, в которой искажается правда 145. Та же программа повторяется в вышедшей в 1974 г. в самиздате большой статье «Образованщина».

Такой подробный пересказ конкретных рекомендаций Солженицына советским людям понадобился здесь не только потому, что он как нельзя лучше очерчивает нравственно-политическую, если такое словосочетание возможно, программу борьбы с насильственным строем. Он, кроме того, показывает весь тот невидимый постороннему глазу гнет, которому ежедневно подвергался житель Страны Советов со стороны насильственного государственного режима. Это было насилие не только над телами и судьбами, но и над душами граждан.

По существу, А. Солженицын ставит каждого человека, даже и очень молодого («ведь и отвечаемые уроки набиты ложью»), перед нелегким нравственным выбором: систематический отказ посещать партийные собрания, митинги, демонстрации, неучастие в голосовании или даже отказ от употребления в печатных трудах цитат из «классиков марксизма-ленинизма» мог окончиться потерей работы, студенческого билета или в лучшем случае застойным непродвижением по служебной лестнице. Но путь этот он считает «самым умеренным изо всех путей сопротивления» — он намного легче самосожжения или даже голодовки. Зато этот путь продвинет человека «в сторону правды», «в сторону духовной независимости»; это единственный честный путь в защиту своей души от насильственной «Идеологии». У кого же не достанет смелости для того, чтобы на него встать, — «пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал.. .» 146