Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Дальнейшее развитие церковной реформации совершалось, однако, под влиянием того впечатления, какое и на князей, и на Лютера произвели революционные движения рыцарей и крестьян. Именно, результатом рыцарского восстания и крестьянской войны была реакция, отразившаяся и на политических, и на религиозных делах. Уже предприятие Зиккингена встревожило многих, и все те, кому были выгодны старые порядки, указывали на опасность, какую в политическом отношении представляет собою новая проповедь. Крестьянская война с распространением анабаптизма, принявшего характер социально‑революционной пропаганды, еще более набросила тень на реформацию в глазах всех, опасавшихся за общественное спокойствие и существующий политический и социальный строй, что как нельзя более было на руку всем, имевшим интерес защищать старые церковные учреждения. Рыцарей и крестьян победили князья, жаловавшиеся на слабость и бездействие имперского правления, и вот в 1524 г. личный его состав был изменен сообразно с желанием партии, образовавшейся против реформации. Любопытно, что на сейме 1524 г. мы уже не видим того единодушия, которым отличалось собрание имперских чинов предыдущего года: здесь образовалась теперь партия, прямо заявлявшая, что не нужно никаких перемен, что все должно остаться по‑старому. Присланный на сейм сменившим на папском престоле Адриана VI Климентом VII искусный дипломат Лоренцо Кампеджи ловко воспользовался этим реакционным настроением и немало содействовал возникавшему между князьями расколу. В этой реакции, которую искусно стала эксплуатировать в свою пользу курия, и заключается объяснение того, что не все земли Германии приняли реформацию. Когда на нюрнбергском сейме 1524 года Кампеджи потребовал исполнения вормсского эдикта, ему в этом было сначала отказано, но потом было решено, что этот эдикт будет исполняться «по мере возможности», чем, в сущности, предоставлялось на усмотрение отдельных чинов империи, т. е. князей и вольных городов, исполнять или не исполнять эдикт. Впрочем, сейм все‑таки еще брал под свое покровительство реформацию, объявив свободную проповедь Евангелия до решения религиозного вопроса на вселенском соборе. Между тем уже раньше, под влиянием рыцарской смуты евангелические проповедники были изгнаны из Австрии, Баварии, Тироля, майнцского курфюршества; теперь курия воспользовалась настроением государей названных земель, чтобы отвратить их окончательно от национально‑политической оппозиции папству. Именно им сделаны были разные уступки, указывающие нам на то, что особенно могло интересовать князей в реформации. Государи Австрии, Баварии и некоторых других земель получили от самого папы то, что другие приобрели благодаря реформации; согласившись на ограничение прежнего произвола курии,. прежних поборов, Климент VII расширил вместе с тем власть князей над местным духовенством и даже отдал им часть церковных имуществ и доходов, за что князья обязывались преследовать лютеранство в своих владениях. Такое соглашение курии с южными немецкими князьями было оформлено на регенсбургском съезде в июне 1524 г., и вот в Австрии, Баварии, Зальцбурге начались гонения на приверженцев реформации. Их стали не только изгонять, но сажать в тюрьмы и даже предавать казни, как раз в то самое время, когда, наоборот, другие князья принимали один за другим новое учение. Крестьянская война только поддержала реакцию и еще более обострила религиозный раскол: реформация для многих сделалась после этого синонимом народных смут, грозящих опасностью государственному строю и правильному гражданскому порядку, и это заставляло власти во многих местностях ополчиться на защиту католицизма. И в землях, уже принявших реформацию, происходила реакция, направлявшаяся главным образом против анабаптизма. Лютер, сам говоривший в 1520 – 1521 гг. революционным языком не только о папе, но и о светских властях, а в начале крестьянского восстания обвинявший князей и господ в том, что их угнетения подняли народ, к концу восстания с яростью громил мятежных крестьян, приглашал колоть их, бить, убивать, как изменников, грабителей и людей, которые, прикрывая свои дела Евангелием, служат на самом деле чёрту. Принцип безусловного повиновения властям, от которого он сам был раньше очень далек, делается одною из любимых тем его поучений. Расправа с мятежными крестьянами, соединившая в общем деле католических и евангелических князей, вполне одобрялась Лютером, отвечавшим впоследствии на упреки в жестокости, что мятежнику не разумом нужно отвечать, а кулаком, да так, чтоб кровь из носа потекла, и что «кто не хочет добром слушать слова Божия, должен слушать палача с топором». Таким образом, реакция, вызванная смутами первой половины двадцатых годов, не только заставила многих отшатнуться от реформации, но и среди самих её сторонников породила недоверчивое и даже враждебное отношение к религиозной свободе. После 1525 года получают поэтому дальнейшее развитие как распадение Германии на два лагеря, так и реакционное настроение среди не одних католиков, но и среди сторонников реформации.

Вслед за подавлением великого мятежа лютеранство стало с особенною жестокостью преследоваться во владениях вюрцбургского и бамбергского епископов, во Франконии и Швабии, в габсбургских землях, где евангелических проповедников вешали и жгли. Герцог саксонский Георг равным образом предавал казни проповедников нового учения и даже хлопотал о заключении между северогерманскими князьями союза для подавления реформации, подобного регенсбургскому соглашению князей южнонемецких. Курфюрст саксонский Иоанн, сменивший Фридриха Мудрого, и его зять Филипп Гессенский, однако, остались верными реформации. Вообще то обстоятельство, что ни рыцарская, ни крестьянская смута не коснулись северной Германии, было весьма благоприятно для распространения здесь лютеранской реформации. Названные князья даже заключили между собою союз осенью 1525 года, пригласив к участию в нем других князей. Вообще же решено было подвергнуть рассмотрению религиозные дела на шпейерском сейме следующего года.

В первой половине двадцатых годов император Карл V вел войну с Франциском I, и его не было в Германии, без него началась реформация, без него произошли оба восстания, усмиренные князьями. Но в 1525 году французский король был побежден и даже взят в плен в битве при Павии, а в начале следующего года между обоими государями состоялся в Мадриде мир, по которому Франциск I отказывался от всех своих притязаний на итальянские владения и уступал императору все земли бургундского наследства [2]. При этом оба государя обязывались действовать сообща против турок и еретиков, покинувших лоно св. церкви. У Карла V теперь руки были развязаны для того, чтобы действовать в Германии. К этому его приглашали, между прочим, и некоторые духовные князья, встревоженные проектами отнять земли у всех духовных владетелей. Прежде всего император отправил к некоторым князьям декларацию о необходимости подавления ереси и заключения католического союза, но и евангелические князья собирались отстаивать себя, примкнув к саксонско‑гессенскому союзу (в Тургау и Магдебурге в первой половине 1526 г.), хотя Лютер порицал намерение сопротивляться императору и защищать силою всемогущее слово Божие. В то самое время, однако, когда в мае 1526 года собрался имперский сейм в Шпейере, Франциск I и Климент VII заключили между собою союз против Карла V. Это расстраивало все его политические планы и снова создавало благоприятное для реформации положение в Германии. На шпейерском сейме комиссары императора и католические князья требовали исполнения вормсского эдикта, но они не были достаточно сильны, чтобы на этом настоять, да и обстоятельства быстро изменились, когда Карлу V пришлось начать войну с папой. К концу сейма было даже получено императорское повеление, отменявшее вормсский эдикт и возвещавшее, что решение религиозных споров будет предоставлено вселенскому собору. 27 августа сейм постановил, что в религиозном вопросе каждый имперский чин будет до разрешения спора на вселенском соборе действовать так, как сочтет это нужным, чтобы быть правым перед Богом и императорским величеством. Это сеймовое постановление было в высшей степени важно: им впервые установлялся принцип, по которому вероисповеданием князя определялось вероисповедание его подданных, принцип, выраженный впоследствии в знаменитой формуле: «cujus regio, ejus religio». Одинаковое право с князьями получали и правительства имперских городов и даже имперские рыцари. Этим постановлением своим имперский сейм предоставлял светским властям, хотя и временно только, решать религиозный вопрос по собственному усмотрению; это ставило церковь как бы в зависимость от государства, и государственной власти давалось право производить церковные преобразования. Таким образом, в 1526 г. в Шпейере князья, только что победившие рыцарей и крестьян, получили новое расширение своей власти, делавшее их независимыми от центрального правительства в одном из самых существенных вопросов, какие только подлежали тогда решению, и тем самым способствовавшее усилению политического раздробления Германии. Для лютеранства такое решение было благоприятно: сейм дал ему возможность консолидироваться под покровительством князей, но эта выгода относилась лишь к утверждению и распространению лютеранства, отнюдь не к внутреннему его развитию. В последнем отношении, наоборот, шпейерский принцип давал территориальным властям право принуждения своих подданных: каждый имперский чин мог действовать в религиозном вопросе так, как считал это совместимым со своими обязанностями по отношению к Богу и императору, но ничто не обязывало его принимать в расчет желания его подданных.