Поэзия Золотой Орды

Всяк из них когда-то был царем земным,
Всяк бахвалился могуществом своим;

Но для бедных доли не было у них,
О несчастных боли не было у них;

Не одели никого, не помогли,
Не утешили ничем своей земли;

Поскупясь на саван бедному в гробу,
Не давали воли пленнику, рабу —

Вот и мучаются… Знай же наперед:
Всем тот пламень по заслугам воздает».

Иисус, в душе питая Божий страх,
Повесть горестную слушал, весь в слезах,

Речь продолжил скорбный череп в тишине:
«Снова ангелы гурьбой сошлись ко мне,

Потащили снова волоком меня
В самый нижний круг великого огня.

Этот круг зовется нижним оттого,
Что числа нет всем терзаниям его.

Есть гробница там — огонь вокруг свиреп,
“Полезай, — мне приказали, — в этот склеп!”

В склеп залез я, и ничтожный облик мой
В трех обличиях предстал передо мной.

“Кто вы!?” — я спросил у призраков троих.
“Мы — цари, — в ответ услышал я от них. —

Выше всех в отчизне днесь стояли мы,
Но о том, что будем здесь, не знали мы.

Если б ведали, что ждет нас лютый ад,
Каждый с нищим поменяться был бы рад.

Было б дервишами мыкать нам беду,
Чем царями горько мучаться в аду…”

В страшном склепе я лежал, не числя дней,
Среди гнусных скорпионов, мерзких змей.

Плоть мою кусали-жалили они,
Поминая мне мои былые дни.

Как ни рвали гады плоть мою впотьмах,
Снова мясо нарастало на костях.

Я в рыданьях и тоске у адских сил
Облегчения терзаниям просил,

Но никто не отвечал моей мольбе,
Вызволения не видел я себе.

На спасенье были чаянья тщетой,
Видно, не было исхода пытке той.

Но внезапно меж терзаний в некий час —
“Отпустить его! — раздался свыше Глас. —

Преисподней он прошел последний круг,
Пусть душа его избавится от мук.

Пусть он был кафир неверный — по всему,
Был он милостив к народу своему,

Помогал он бедным-сирым, не чинясь,
Не разнились для него бедняк и князь”.

Снова подняли меня и вознесли
В этот мир из преисподних недр земли.

Тысячу я в этом мире прожил лет,
И четыре — истязал меня тот свет,

Вот уж семь десятков лет и много дней
Истлеваю в сей пустыне средь камней».

Иисус тогда спросил: «О Череп-царь,
К вам от Бога приходил ли вестник встарь?»

Молвил череп: «Приходил пророк Ильяс [66] Ильяс — святой Илия, предтеча мессии Иисуса. ,
Но его никто не выслушал у нас,

К Богу мы не обратились вместе с ним,
Мы верны остались идолам своим,

И за это, умываясь кровью, мы
Муку адскую познали среди тьмы».

Иисус сказал: «О мученик, поверь,
Примет Бог твое моление теперь».

Череп молвил: «Удручен своей виной,
Я б вернулся в прежний образ свой земной,

Сколько лет молю Всевышнего о том,
Да простит нас в милосердии святом!»

Иисус, воздевши руку над главой,
Помолился: «О Всеслышащий, Живой!

Об одном прошу, Владыка наш в мирах,
Душу заново вдохни в истлевший прах!»

Вняв пророку, наш Всевидящий Господь
Возвратил тогда рабу и дух, и плоть…

Ныне вкратце подытожу притчи суть,
Чтобы в ней не усомнился кто-нибудь:

Тьма царей ушла в былые времена,
Их дела запечатлели письмена,

Только если долг исполнит человек,
След его святым останется навек.

Знаешь ты теперь про Черепа-царя,
Он в Египте жил и царствовал не зря,

Славен был он долгим царствием земным,
Но душа всевластна стала и над ним.

Я ж, Хисам Кятиб, сей труд по мере сил
В год семьсот семидесятый завершил [67] 770 г. Хиджры падает на 1368—1369 гг. от Рождества Христова. .

Язычник-бек в горах с друзьями как-то раз
За ланью гнался — и об этом сей рассказ.
Святой Пророк вблизи случился в этот час,
Свою мольбу лань вознесла ему тогда.

Пророк один пошел навстречу сорока,
Они почтили сан его издалека,
Ответом им была воздетая рука:
Добычу испросил Пророк у них тогда.

«Что за причуда? — тут сказал язычник-бек, —
Ведь на охоте нас здесь сорок человек,
С горы на гору за добычей труден бег,
Ведь мы домой придем порожними тогда!»

Пророк сказал: «Мне лань ты уступи свою,
Продай бедняжку, за ценой не постою,
И серебро взамен, и золото даю…»
Пришлось неверному задуматься тогда.

Сказал: «Слова твои чудны для естества,
Разгорячился ты зачем до мотовства,
Быть может, кровь ее нужна для колдовства?
Открой мне правду — я отдам ее тогда».

«Для-ради колдовства бедняжки не убью,
Для-ради ворожбы я крови не пролью,
Она, поведав про тоску и боль свою,
Взмолилась мне», — ему сказал Пророк тогда.

Сказал кяфир: «Что ж я не слышал жалоб сих?
У беков расспроси — слыхал ли кто из них?
Кто может речь зверей понять в миру живых?» —
И Мухаммада он лжецом назвал тогда.

С невеждою не стал Посланник в спор вступать.
«Лань жаловалась мне, — он повторил опять, —
Что дети у нее: когда погибнет мать,
Они без молока останутся тогда.

Там, где в горах цветок любуется цветком,
Не думала она вовек о дне таком.
Еще вчера детей поила молоком,
Сегодня не придет домой — и что тогда?»

Пророк сказал: «В душе моей живет печаль,
Ее малюток мне до боли стало жаль,
Когда б не это, вас, язычников, едва ль
Просил бы я, Пророк, о милости тогда».

Язычник молвил: «Чтоб тебе я верить мог,
Что запросто с тобой зверь говорит, Пророк,
За эту лань у нас из жалости в залог
Ты голову свою и жизнь оставь тогда!

Лань пусть домой теперь отправится бегом,
Детей своих пускай насытит молоком,
Но пусть обратно к нам придет она потом,
Мы, сорок беков, так велим тебе тогда!

Вернется ли назад, мы сами проследим,
Узнаем цену всем пророчествам твоим,
А не вернется лань, лихим мечом своим
Я голову твою за ложь снесу тогда!»

«Поговорю, — сказал Пророк, — с сей ланью я:
Разведаю, где дом ее и где семья,
Узнаю, далеки ль отсюда те края,
И голову свою в залог отдам тогда».