Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

– Невкусно? Мне так нравится… похоже на солнечный свет,

только жидкий, правда?

– Ага, – подтвердил я, захлебываясь в очередном при-

ступе. Кашлял до тех пор, пока не понял, что нектар может

быть любым, каким ты захочешь. Пожелаешь – и он вольет-

ся в кровь жидкой темнотой, возвращая силы.

Вливался. Возвращал.

Братья забегали изредка: Зевс приносил солнце в

волосах, Посейдон раскалял комнату добела раскатами хох-

ота. От них я узнал, что мы сейчас – во дворце отца, на горе

Олимп. Где сейчас сам отец – неизвестно, но молва о том,

что он был побежден своим сыном, раскатилась по округе,

и теперь вот во дворец стремятся послы от разных народов, племен, а иногда и богов: выяснить, что собираются делать

победители.

Кажется, в этих словах Зевса крылся какой-то вопрос,

но я на него не ответил – из угла.

Бродил по коридорам – распугивая посланцев, мрач-

ной тенью, в хитоне из небеленого сукна и черном гиматии6, обнимавшем за плечи, словно привычная темнота. Выходил

6 Гиматий – плащ из плотной ткани, как мужская, так и

женская верхняя одежда. Носился поверх хитона.

57

на задний двор по ночам, когда острие солнца не убивало

глаза, ловил ветер и смотрел на звезды.

Ничего такие, красивые. Почти как в снах.

Первое время на меня набрасывались. Подкарауливали

за углами. Куда бы ни пошел, преследовал шепот: «Старший

Кронид» – и через вскоре за мной уже следовала толпа

сатиров, нимф, цокотали копытами какие-то кентавры…

Закидывали глупыми вопросами. Красотки строили не-

понятные гримасы и зазывающе куда-то подмигивали.

Окружали, душили запахом своих тел, глушили голосами

– я раскидывал всех по сторонам, не различая мужчин и

женщин, уползал в свой угол и сидел там – не являясь на

пиры или трапезы, не являясь вообще никуда, желая только, чтобы от меня отстали. Отвечал односложно или не отвечал

вовсе. Не участвовал в соревнованиях по борьбе, стрельбе

из лука, не дрался на мечах…

Впрочем, нет, было раз.

Двое перепивших кентавров перегородили мне ночью

дорогу в коридоре и предложили присоединиться. У одного

рыдала перекинутая через спину нимфа в разодранных оде-

ждах – умоляла о помощи. Вернее, она молила: «Господин,

запрети им… прикажи им!» Так или иначе, я наплевал на обе

просьбы и взглядом (говорили, что он у меня выразительный, тогда как лицо – нет) попросил человекоконей посторониться.

Они не услышали – куда им! – и пьяно заржали, пере-

кидываясь шуточками по поводу моих излишне длинных

волос и излишне темных одежд. Слыхали, мол, старший

Кронид бабами не интересуется? Так он же сам баба – ни

дать ни взять! А знаете, почему его папка проглотил? Просто

как увидел такого убогого – ну, куда ж его еще…

От запаха вина, конского пота, от пронзительного

плача нимфы затрещала голова. Я развернулся и собрался

было вернуться другим путем, но фраза: «А что, Крониды

все трусоваты?» – меня остановила.

58

Один из них вынул меч – то ли испугавшись моего

взгляда, то ли решив побахвалиться. Спросил, видел ли я

такое в своей шкатулке с вышивкой. Спросил, не боюсь ли

я щекотки.

Опустил, с красивым свистом разрезая воздух.

Когда меч опустился, я уже стоял справа от его руки.

Вывернул запястье – слегка. Потом движение клинком, шаг,

еще движение.

С тем, который хрипел, я покончил третьим ударом,

скользнувшим по горлу, заметив про себя, что меч не поет

в руках, как Танатов. Швырнул клинок на пол. Убрал ногу

подальше от алых брызг.

Нимфа, давясь стынущим в горле криком, попятилась

от меня по полу по-крабьи.

– Танат, – услышал я задушенный, безумный шепот. –

Танат Жестокосердный…

Всего лишь его ученик.

Не взглянув больше на нее, я вернулся в свои покои.

Потом приходил Посейдон, рассказывал, что у Зевса был

непростой разговор со старейшиной кентавров: те двое

оказались посланцами от каких-то племен. Долго мялся,

прежде чем задать явно не свой вопрос.

Разродился.

– Почему ты не повелел им? Почему убил?

Я не понял, о чем он спрашивает. Пожал плечами.

Жеребец покряхтел и ушел, впуская Гестию – Гестия бывала

у меня часто…

Приносила новости, вроде той, что Гера отбыла в

сопровождении какой-то морской титаниды на край света

– якобы по настояниям жены брата. Метиде, мол, не понра-

вились взгляды, которые Зевс кидает на новоосвобожденную

сестру. Взгляды, которые Зевс кидает на Деметру, видимо,

пока всех устраивают. А Деметра почти все время проводит

в садах, и Гестии приходится кормить ее силой. Кажется, той

59

удалось вырастить какое-то новое растение, при этом она

утверждала, что слышит у себя внутри голос Матери-Геи…

– Аид, – сказала она в другой раз. – Неужели ты дума-

ешь вечно сидеть в углу – и неужели думаешь, что тебе это

позволят? Посмотри же… у тебя сестры… братья. Что толку

тосковать о заточении в желудке отца?

Я поднял глаза от кубка с нектаром, позволил себе

улыбку – редкость, хотя Гестия утверждала, что эта ред-

кость преображает мое лицо.

«Рождаться заново трудно, сестра».

«Ты не видишь смысла, да? Там, в темноте… нашим

смыслом стало ожидание. А теперь пришел Зевс, и всем ну-

жен другой смысл. У меня он есть – согревать. А ты своего

не видишь?»

И не слышу. Ни разу с той поры, как мы освободились,

из-за плеч со мной не говорила та – со смешком, похожим на

зарницу…

«Я отвык видеть как остальные. Там я различал мель-

чайшие оттенки тьмы. Здесь меня слепит даже ночь. Мне

трудно увидеть смысл».

«Хочешь – поищем вместе?»

Мне не нужно было пожимать плечами – она могла

принять это за согласие.

* * *

– Аид, ты же тут? Я знаю, что ты тут! Аид, ну ты же

знаешь, что в этой темноте даже я вижу не очень!

Девчачьи щеки Гестии распирало от какого-то сюр-

приза. От предвкушения, что вот сейчас все-все-все изме-

нится – через нее!

Я кашлянул, и она, радостно взвизгнув, кинулась на

звук, нарочито зажмурившись и хлопая руками:

60

– А-а-а, поймала-поймала! Не отвертишься, невидим-

ка! А ну-ка, пошли, пошли…

– Куда?

– А вот теперь не скажу. И не куда, а к кому.

– К кому?

– А не скажу! И не сутулься – чего ты горбишься?

Вот не скажу, а только посмотрю, как ты будешь улыбаться, мрачный брат!

– Как?

– Это тебя так союзники называют. У них получается,

что есть три Кронида: Кроноборец, Средний и Мрачный.

А Жеребец, значит, прозвища не удостоился… ниче-

го, дождется.

А сейчас – день, и я стараюсь ускорить шаг, хмуро

посматривая на потолок из горного хрусталя над головой.

Гестии, чтобы тянуть меня вперед, приходилось