Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

строгал… или всю свою плодовитость он вложил в послед-

них, а мне не досталось?

Братья косились с опаской. Зевс, кажется, все порывал-

ся спросить – мол, как же так, чтобы с тремя красавицами в

одной темнице – и… Посейдон его отговаривал и шептал что-

то о злобных порождениях Нюкты. Спаситель наш огорченно

вздыхал – да, испортили брата, но дело-то поправимое…

Во мне, как заноза, сидело выражение лица Крона –

тюремщика и отца, когда он понял, что мы свободны. Эхо

долгой войны билось в венах – глухим предчувствием.

Будет, будет, будет…

Она будет. И мы победим в ней, не будь я Аидом-

невидимкой, беседовавшим со своей Судьбой в заточении.

Может быть, я слышу ее еще и сейчас – как дальний и не-

верный отклик? Может быть, если вслушаться, я узнаю, чем

кончится наша война?

Не тот голос, не те слова, не тот шепот…

– Какой ты… смотришь – как затягиваешь… и волос

– как тьма Эреба… а какие руки, какие плечи…

69

От белых цветов и шума моря кружится голова – а может,

от ее шепота и поцелуев. Травянистое ложе слишком мягкое, я

не привык к этому, привык ощущать ребра скал под локтями…

– Скалы… скалы принимают ласки моря с тем же

достоинством, с каким ты – мои. Ты видел, с каким неистов-

ством море бьется о камни? Оно хочет высечь из них искры, вызвать из недр потаенное пламя. Я буду так же… о, ты

можешь зажечь желание одной холодностью своей, одним

взглядом! Иди ко мне. Будь со мной…

Будет. Будет. Будет. Нет, эхо стучит все медленнее,

звук растворяется в шепоте моря… ее шепоте? Они слива-

ются в одно, и запах ее кожи – схож с ароматом морского

нагретого песка, только вот белые цветы, запутавшиеся в

волосах, от них исходит волна одуряющего благоухания;

серебристые текучие пряди спутываются с моими – жест-

кими, черными. Море вздыхает и стонет в моих объятиях,

накрывая с головой, затапливая нежностью, непривычны-

ми прикосновениями, от которых не хочется избавляться…

– Так просто… ты – скалы… я – море… Не останавли-

вайся, только не останавливайся…

Тихое пение вдали, чей-то серебристый смех –

очень-очень далеко, на грани слышимости, плавное покачи-

вание на волнах наслаждения, ласка штиля и неистовство

прибоя, крики чаек смешиваются с женскими стонами.

– Какой ты… ах, какой ты…

Глаза у нее бирюзовые, и из них тоже смотрит море – в

глубине которого отражается солнце. Губы вспухли и стали

рубиновыми, венок из белых цветов растрепан и растерзан,

и теперь они большей частью остались у нее в волосах, ко-

торые обтекают ее плечи, словно вода, прикрывают следы

моих поцелуев на них…

– Ты молчишь даже в момент любовного пика, – она

неспешно распутывает пряди, хранящие отблески моря. –

Ты только смотришь, но в твоем взгляде больше крика.

70

– В любом взгляде больше крика. Нужно просто знать,

как смотреть.

Посейдон водит хороводы на морском берегу с на-

ядами и нереидами. Оттуда наконец долетают смех и бес-

прерывный визг – брат, видно, не стесняется. Зевс удалился

к роще в компании нимф. Те уже успели сложить песню, и

теперь воспевают его мечущие пламя взгляды. Гелиос гонит

свою колесницу к закату, огромное море неторопливо воро-

чается и вздыхает: «Хорошо…»

– Как твое имя?

– Левка.

Приятно смотреть на ее улыбку – припухшие корал-

лы губ открывают мелкий жемчуг.

– Я…

Быть Невидимкой не хотелось. У остальных – имена как

имена: Зевс, Посейдон, прозвища вот появляться начали…

А я – сатирам на смех. Назовешься – разъясняй по-

том, почему Невидимка.

Тихий серебристый смех, ладошка оглаживает лоб и щеки.

– Тебе не нужно называть себя. Я знаю, кто ты, это для

меня неважно. Важны твои плечи, глаза – какие у тебя гла-

за! – твои губы… Хочешь, я буду называть тебя «милый»?

Деметра или Гера сказали бы, что это слово подходит

мне меньше, чем Танату. Или с отцом бы сравнили?

Странное дело, здесь, на морском берегу, все осталь-

ное помнилось, но отдалялось по времени и умалялось по

важности. И гримасы Геры становились забавными – где

теперь та Гера? И гневные взвизги Деметры почти не вспо-

минались, а война – что война?

Война будет. Будет.

Ну и пусть себе будет.

– Называй, как тебе захочется.

Удивительно было смотреть в ее глаза: словно вхо-

дишь в неглубокую лагуну, насквозь пронизанную светом.

71

Слова привычно отбрасывались, опадали ненужной шелу-

хой, оставались ее глаза, мои глаза – и обнаженные смыслы

меж взглядами.

«Тебе нравится, милый? Нравится наше море? Здесь

песок, волны – и скалы, и песчаные откосы, и рощи непо-

далеку, здесь смешалась вся красота, какую только можно

отыскать в мире. Взгляни: вон там небо смыкается с водой, и кажется, что они обнимают друг друга. Скоро появятся

звезды, и волны начнут жадно ловить свет Селены-луны:

она награждает их по ночам своим сиянием. Ночами мы

поем, качаясь на высоких волнах. Ты придешь послушать?

Ты придешь… придешь сюда еще?»

«Да. Я приду».

«Это хорошо. Я видела, как сестры смотрели на тебя:

они с радостью одарят тебя своими поцелуями, ласками…

Приходи к ним, они ведь так прекрасны. Приходи просто

так, повидать море, – а я буду ждать, чтобы хотя бы увидеть

твои следы на песке».

«Я приду. К тебе, если захочешь».

«Я буду ждать одного тебя, если даже ты не попро-

сишь об этом…»

Волны ударяли в берег все тяжелее, бросались на него

с размаху, будто ревновали к буйному веселью Посейдона и

нереид. Я приподнялся и сел, глядя в небо: там густели, за-

крывая колесницу Гелиоса, черные тучи, пухли, насыщаясь

густой небесной синевой, желая проглотить все вокруг…

«Ты уходишь, милый?»

Она не боялась бури, и глаза ее оставались лагуной,

наполненной бирюзовой водой: в них не отражалось хму-

рое небо, только легкая обида и окончание вопроса.

«…как, уже?»

«Ухожу, но еще не сейчас», – море кидается на скалы

все неистовее, и у нас достаточно времени, чтобы приспосо-

биться к этому ритму.

72

– Я – море, ты – скалы… не останавливайся, только не

останавливайся…

Все же пришлось уйти – когда буря разыгралась

не на шутку и остальные нереиды поспешили скрыться в

морских глубинах. Левка поспешила к сестрам, а я побрел к

братьям, с непривычки увязая в песке, выпутывая из волос

белые цветы со сладким запахом – остатки ее венка…

Посейдон отыскался первым: в ожерелье из цветов и

морских водорослей и разочарованный донельзя.

– Что ты сделаешь с этими бурями, – проворчал.

– Могли б всю ночь тут пробыть, а теперь они раньше