Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

полуночи не вернутся – это если утихнет. Пошли млад-

шего поищем? Нимфы, небось, тоже подались в свою

рощу…

Ветер, холодный, колючий, хлестнул по обнаженным

плечам, удивился: «Не больно?» – и разошелся вовсю, взды-

бливая громады волн, швыряя их в небо. Соленые брызги

летели отовсюду: объятия моря и неба переплавились в

борцовскую схватку. Потемнело так, будто Нюкта-ночь уже

набросила на небо покрывало, на самом деле она его толь-

ко встряхивала, ожидая восхода Селены-луны. Но и та не

спешила сменять Гелиоса, понимая, что все равно никто не

увидит ее из-за черных туч.

Зевс нашелся сам.

Я опасался, что он начнет приставать с вопросами,

вроде: «Ну, ты своего-то не упустил с той нереидой? И как

оно?» – Посейдон меня уже успел измучить. Но младший

замахал руками и выкрикнул звонко:

– Идемте смотреть бурю!

Обрыв был в двух сотнях шагов, подняться легче лег-

кого, а глянешь вниз – как в кипящий котел заглядываешь.

Все как на ладони: беснующееся море, жалящее молниями

небо, пена безумия волн, взлетающие на них нереиды – са-

мые смелые… ветер – прямо в лицо, рвет волосы…

73

Младший подставил буре щеки с довольной улыб-

кой, будто под поцелуи красавицы-нимфы. Он наслаждался

штормом, тот был созвучен беспокойству, которое постоян-

но жило в самом Зевсе; он находил в реве волн – песню, в

бесчинстве моря и неба – красоту, в отблеске зарниц – осо-

бую прелесть.

Посейдон же сливался с бурей и ее страстями: слиш-

ком яркий, чтобы просто наблюдать со стороны и молча.

«Давай! – вскрикивал он. – Смотри, какой вал! Охо-хо, вот

разошлись-то, шалуны!»

Я встречал налетевшую непогоду, как умел: с закры-

тым ртом и чуть наклоненной головой, я не желал любо-

ваться ураганом или сливаться с ним; я желал только – быть

сам по себе, и чтобы он был сам по себе.

Я не бросал вызова – и не собирался отступать, про-

сто стоял, считая тугие удары ветра, которые вдруг начали

напоминать удары собственного сердца.

Будет, будет, будет…

– Смотрите! – вскрикнул Зевс, поднимая руку и пока-

зывая на белую птицу, волей ее птичьей судьбы попавшую

между гневным морем и яростным небом, взмахивающую

крыльями на тонкой грани двух стихий, которые одинаково

хотели ее поглотить, не деля добычу.

– Я ставлю на небо, – прошептал младший, и зарница

осветила его улыбающееся лицо. – Оно поглотит ее первым,

увлечет в вихрь и закружит в нем.

– Я ставлю на море, – волосы Посейдона взвивались

в таком же сумасшествии, как и волны, а страсть азарта

осветила лицо лучше зарницы. – Гляньте, как оно хлещет –

наотмашь. Оно возьмет добычу первой.

Выбившаяся из сил птица забирала то вверх, то вниз,

белые перья летели по воздуху, тонули в море, терялись в

тучах…

– Я…

74

Налетел ветер, хлестнул в лицо, пожирая готовые

вырваться слова. Сорвал их с губ, взметнул в небо, донес

неверными отзвуками бури:

– …ставлю на смерть. Она возьмет свое, через небо ли,

через море – неважно.

Можете поверить: я знаком со смертью лично.

Вдруг пришло в голову: почему никто из нас не поста-

вил на птицу, которая так отважно бросилась против двух

стихий, не уступая ни одной из них? Сейчас, по прошествии

многих веков, я помню отчетливо: мелькнула такая мысль.

Но боги предпочитают выигрывать, а не надеяться, а

здесь конец был слишком предсказуемым.

Мы не успели увидеть, которая из двух стихий: под-

вели даже зоркие глаза Зевса. Просто птица словно спот-

кнулась в воздухе, подломились измученные крылья – и

мелькнула за пернатой спиной едва приметная тень како-

го-то птичьего Таната – а потом море и небо сомкнулись, и

не понять было, кому достался заветный трофей.

Мы все втроем знали – кому.

И все втроем ничего не хотели говорить по этому

поводу. У нас, у всех троих, была другая тема – более важная.

– Войне быть! – твердо сказал Зевс, и сердце угодливо

поддакнуло: «Будет. Будет». Кроноборец понизил голос и

договорил: – Но я пойду на нее лишь на одном условии: если

и мои братья тоже вступят в войну. Готовы ли вы выступить

против отца вместе со мной?

– И он еще спрашивает! – хохот Посейдона смешался

с хохотом бури, но Зевс смотрел на меня – впиваясь в душу

взглядом, и взгляд был похож на материнский. «Ты так по-

хож на него… – говорил взгляд. – Так готов ли ты – старший, первенец, наследник… готов ли ты?»

– Да, – сказал я.

75

Сегодня там, на берегу, я был скалой в объятиях у

моря. Сегодня, говоря это «да», – я опять скала, каждый

звук которой – твердыня…

Да, Крон никого не поглотит больше. Да, он больше

не будет безумствовать, истребляя целые народы. Да, я от-

верг нашу мать, но это ничего не значит: сироты тоже могут

сражаться до конца, мне будет только легче… Да, младший.

Да. Я готов драться под твоим руководством и не посягну

на него, если ты об этом хотел спросить. Я воин – не пол-

ководец. Руководить нами должен тот, на кого уже указал

перст Ананки – оживший смысл, предназначение и пред-

сказание… Да.

Три юных бога стоят над бурей, на обрыве между

небом и морем, и грядущая война властно выстукивает

свой клич по скалам: «Будет. Будет. Будет». Три юных бога

согласно кивают этому стуку и произносят только одно сло-

во – один за другим.

Младший – светятся волосы зарницами, пойман-

ными в черные кольца кудрей, лицо тоже светится, готов

лететь в битву:

– Клятва!

Средний – ожерелье из водорослей и цветов на шее,

вскидывает руки, весь томясь от необузданной мощи:

– Клятва!!!

Старший – мрак волос не отсвечивает зарницами, а

кипит вокруг потемневшего лица, холодный изгиб почти

отсутствующих губ не желает размыкаться, потом, очень

медленно, губы образуют узкую щель…

– Клятва.

76

Сказание 3.

О первой попытке

Люблю я красоту нежданных поражений,

Свое падение я славлю и пою… В. Брюсов

Не терплю сказаний. Они отдают на языке старьем.

Пылью.

Отцовской темницей – лабиринтами времени.

Истерзанные, изуродованные выплодки Мнемозины-

памяти, наполненные тем, что люди принимают за боже-

ственное величие. Ковырни такую песнь – ну, хоть о том, как родилась из головы Зевса его мудрая дочь Афина – и от-

куда что возьмется:

– Слушай, Аид… давай всем скажем, что это ты? Ну,

по голове ему…

– Отстань.

– Да ведь получится – заглядение: придумаем, что Зевс

тебя разозлил, а ты хватанул секиру, да и…

– Отстань.

– Брат, вот… а если сказать, что это – сын?