Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

пронзительным взглядом.

Зевс с мутным ожиданием в глазах наблюдал, как я

двигаюсь к низкому столику, где стояли вода, молоко, вино, нектар и амброзия.

– Радуйся, брат, – слова сопровождала неуместно

громкая отрыжка. Публика шарахнулась.

Я налил в кубок воды и вернулся к трону. Подошел

вплотную: брат еще никем не правит, а я никогда не разби-

рался в церемониях.

Протянул кубок ему.

– Запей.

В зале исчезли даже испуганные шепотки: вот сейчас

кровожадный брат светлого Зевса выкинет нечто крайне

ужасное.

– А то еще не в то горло пойдет или пучить будет, –

продолжил я.

Зевс, глядя прямо перед собой, осушил чашу.

– Осуждаешь.

Я неторопливо отправился к тому же столику. Не ме-

нее шестидесяти пар глаз с нарастающим ужасом следили за

каждым моим шагом.

– Одобряю. Туда ей и дорога.

Зевс прикрыл рот, сдерживая икоту. На этот раз я на чет-

верть наполнил чашу вином, разбавив водой. Вернулся к трону, 89

по пути коротко взглянув в зал: Посейдон хорошо знал свое

дело, лишняя публика покидала помещение бегом. Сунул чашу

в руку нашему предводителю. Тот отхлебнул и перекосился.

– Напрягись и перевари, – посоветовал я. – А то зна-

ешь, что бывает, когда глотают живых.

– Не знаю, – буркнул младший. – По этому делу у нас

ты с Посейдоном. И Гестия. И Деметра, уй… Деметра…

Деметра, зал не покинувшая, почему-то зарделась.

Произраставшие у трона розы зашевелились и запахли еще

более одуряюще.

Вернулся Посейдон, радостный до кончиков волос.

– Сбежали от расправы, – сказал он. – На Деметру

видел, как смотрели? Как в последний раз. Ну, брат, так ты

скоро Крона затмишь…

Он немного подумал и добавил:

– Аиду уже и затмевать некого.

Зевс сжал виски и тихо застонал сквозь зубы.

– Понимаю, – сказал я. – Тяжелая пища.

– Ничего… не понимаешь… Я же ее съел. Жену.

– Это как раз все поняли, – робко вставила Деметра.

– Да я не хотел! Предсказание это… – мотнул головой, словно отгоняя муху. – Мойры предсказали, Фемида вот под-

твердит, было при ней… что Метида родит сына, который…

Гестия подбежала к нему с чашей нектара, и несколько

секунд мы просто следили за тем, как он пьет. Сын, который

свергнет отца. Предсказание. Из вечности в вечность, из

года в год… что это? Проклятие всех, кто порожден Ураном-

небом? Горе матерям: убить их до того, как они успели ро-

дить! Горе детям: сожрать их сразу же после рождения!

Пятно Крона и его детей? Прошлое пытается истре-

бить настоящее, чтобы никогда не настало будущего.

– Она ждала ребенка, – тихо и очень жалостливо

проговорила Гестия, отнимая чашу от его губ. Зевс кивнул, глаза у него прояснились.

90

– Ждала, – сказал тихо. – Ребенка. Думал, расправ-

люсь с ним, когда родит. Что делать – это-то уже ясно, отцом

показано…

Желваки на лице взыграли, словно морские волны,

делая младшего – старшим. Старше меня.

– Пошли в спальню, – продолжил он. – Разговаривали.

Она у меня любила, когда я ей ласковые слова говорил…

Задремала. А я ее съел. Вдруг.

Я подавил неуместный смешок. Посейдон давить не

стал: заржал радостно и во весь голос, словно освободив-

шись от мучившего гнета.

– Ты б на ночь фиг у Деметры попросил, что ли, –

прохрипел он. – Или нектара взял, а то приступы голода…

Зевс чуть покривил угол рта и взялся за лабриссу10. Она,

оказывается, лежала тут же, под рукой. Посейдон и не думал

униматься, мотая головой и бурля жизнерадостностью.

– Как пошло-то хоть? С одного раза или того… чес-

ночком приправлял?

Хаос предвечный, в кого ж он уродился такой!

– Гнев? – спросил я.

Зевс подумал и покачал головой. Он потирал висок,

будто дырку в нем собрался проковырять.

– Что тогда?

– Не знаю. Показалось, что это правильно. Взял и

съел, – он опять потер висок. – А ты вернулся… и как?

– От Страта две тысячи в пути, кентавры Пирра тоже

на подходе. Все стекаются к Золотой Долине, и остается

только выяснить…

– Горы или равнина?

– Горы или равнина.

– От Крона не укрылось, что мы войско собираем,

– это уже отфыркавшийся Посейдон. – Он нас у Офриса

ждать не будет. Вроде как пока еще ничего, но только что-то

10 Лабрис, лабрисса – двойная секира.

91

в лесах у Хрисопотамии11 живность начала переводиться.

Какая не переводится – та мрет.

– Горы там невысокие, зато – стеной. Можно поста-

вить крепости… ловушек наделать. К Олимпу он точно не

пройдет.

– Да плевал он на твои крепости, у него сейчас десяток

драконов – не меньше. Перелетят и поджарят со спины.

– Кто тебе сказал, что у него драконы?

– А что? Ну, Нот проболтался, из ветров12. По пьяни, конечно, и случайно, и потом он рот захлопнул, но я думаю…

– Веришь сыну Астрея?

– Чего б не верить, а?

– Правда, чего б. Борей недавно разметал стан лапи-

фов – так, для шутки. Зефир и Эвр собрались было к нам

вестниками…

– Да замолчите вы!

Мы с Посейдоном умолкли. Повернулись. Деметра

цвела красными пятнами по всему лицу, но смотрела непре-

клонно. Ей бы еще сук в руку – ох, прилетело бы кому-ни-

будь по хребту!

Зевс на троне приоткрыл глаза и отнял пальцы от

висков. Болезненная гримаса с его лица так и не сошла.

– Позже. Сейчас… думать не могу. Равнина, горы,

ветры… позже.

Посейдон открыл было рот, видимо, чтобы отчитать-

ся о своих достижениях, но младший молча махнул ему

рукой – и это позже.

Мы оставили его переваривать то, что случилось. Во

всех смыслах.

11 С учетом того, что за века Титаномахии рельеф и

названия местностей Эллады значительно изменились, часть

названий вымышлена автором.

12 Нот, Борей, Эвр и Зефир – сыновья титана Астрея, боги

ветров.

92

* * *

Когда успела сложиться эта легенда?

«Зевса не тревожь во время раздумий, Посейдона –

когда он разгневан, Аида вообще не тревожь: себе дороже».

Ложь. Я не выносил только, если меня беспокоили

после возвращений из путешествий. Воин на привале, гово-

рят, думает о еде, о сне и о бабах – я думал обо всем именно

в указанной последовательности.

На пищу и питье богов махнул рукой – и воздал

должное ячменным лепешкам, овечьему сыру и бараньему

боку с чесноком. Кисловатое, сильно разбавленное вино

прихлебывал торопливо, на локоть старался не опираться:

так и заснул бы за столом. Речная наяда из тех, что изъя-

вили желание прислуживать на Олимпе добровольно,

осведомилась о том, не распорядиться ли насчет омовения

– отмахнулся. После сна – к Левке, – напомнил себе. Там и

омовение… и не только. Поднялся, оставив наяду приби-