Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

бы сам шагнул…

Впервые тьма была одноцветной, непроницаемой и

густой: наклонись, ладонью зачерпнешь. Да нет, куда там –

зачерпнуть, она тебя за эту ладонь внутрь и утянет…

К духоте, которая царила в подземном мире, приме-

шался внезапный озноб, хотя холода не было и в помине –

только ненасытный голод.

И взгляд, хотя разве может смотреть пасть?

Может.

Жадно, пристально, изучающе. Насмешливо: что –

посмотреть пришел? Пришел узнать, что я такое? Ну, так

как теперь, Кронид – знаешь?

Пасть, казалось, сейчас вывернется наизнанку, обнажая

самую утробу, прорастая чернотой, являя изнанку тьмы…

«Знаю, – шевельнулись губы. – Ты – небытие».

Вечная загадка: как может существовать то, чего нет?

Как небытие можно запереть скалами, схоронить в недрах

земли? Как оно может уживаться хоть с чем-то – испытывая

при этом вечный голод?

– Гекатонхейры и Циклопы… – зря заговорил, Тартар

втягивал в себя и звуки, и голос получился – сиплый, сла-

бый. – Да, – ответил Танат.

А Гипнос, на которого не действовало даже присут-

ствие под боком жуткого оскала Бездны Бездн, прибавил,

хлопая белыми крыльями:

– Буянят иногда оттуда – здесь слышно. Ревут. Тесно

им там, что ли.

Тесно… плавать в вечном небытии, в густой каше

мрака… Уран-небо надежно упрятал своих первенцев –

можно ли выйти отсюда без помощи извне?

146

А с помощью?

– Вот ведь сосед, – жизнерадостно заметил Гипнос

и оттащил меня от края бездны. – Всегда считал, что мать

для дворца выбрала самое место. Правда, первобогам или,

скажем, чудовищам Тартар не так страшен: Ехидна вот как

к себе домой шастает, правда, ходят слухи, что они какие-то

родственники. А меня как-то… сбивает с легкокрылости.

Бог сна беззастенчиво врал: легкокрылости в нем хвати-

ло, чтобы отравить мне весь путь к скалистому дворцу Нюкты.

Он располагался там, где заканчивался мрак Тартара,

но куда не смела подступиться огненная полутьма подзем-

ного мира.

Тут, на хрупком пограничье, царствовала прохладная

ночь, и темнота была темно-синей, отдавала густо-фиолето-

вым, лоснилась как шерсть пантеры.

Глыбы базальта уходили вверх, рисуя стрельчатые

окна и узорчатые стены. Камни переплетались с тенями в

неестественной гармонии, стремясь украсить извне жили-

ще первобогини.

Поблескивали драгоценными камнями двери, кован-

ные из серебра. Мегарон казался необъятным и тоже был

усыпан вмурованными драгоценностями: оглянись – и ока-

жешься посреди звездного неба.

По ногам задело прохладой: то ли черный, влажный

туман, то ли почти невесомая ткань, отлежавшаяся в холоде…

– Не наступай на мое покрывало, малыш.

И не поспоришь: это для кого-нибудь наверху ты –

Аид Угрюмый, старший сын Крона.

А у нее глаза глубже Тартара и улыбка старше Океана,

для нее – во дворец забежали мальчишки, друга маме пред-

ставить.

Прошла-проплыла мимо, обдав шелестом вечно тем-

ных одежд и запахом свежести. Мимоходом потрепала за

крыло Гипноса:

147

– Сынок, мир уже заждался вечерней дремы, а ее все

нет, разве ты хочешь оставить смертных без сна?

Мелькнули белые крылья: был бог сна – нет бога сна.

– Уйди, – с Танатом она разговаривала не глядя. –

Зачем явился? Тебе было сказано…

Мелькнули железные крылья: был бог смерти – нет

бога смерти. Этот, правда, хоть посмотрел напоследок.

С тревогой, если только меня не обманывают глаза.

– А теперь идем со мной, малыш. Нам будет уютнее в

другой комнате.

Комната и правда была другой. Комнатушка, где ме-

ста с трудом хватало для стола и двух кресел. Проклятое по-

крывало заняло в ней весь пол, лезло под ноги: не захочешь, а попадешь стопой в искристую ткань.

За одной из тонких стен комнатки ворочалось и

вздыхало что-то непомерно огромное.

– Не суди меня за тон в разговоре с сыном. Так по-

лучилось, что я не хотела его… – пауза, – видеть. Дай мне

посмотреть на тебя, мальчик. Я почти не знакома с твоей

матерью, но хорошо знаю отца и бабку.

Голос похож на покрывало, стелящееся под ноги:

неуловимый, обволакивающий… Легкие пальцы касаются

щеки.– Да, Крон постарался хорошо… тебе говорили, что

ты похож на него?

За тонкой стеной то ли захрипело, то ли засмеялось,

будто видеть могло.

Вот она Ночь: стоит. Стройная, мягкая, нежная, ко-

варная. А перед ней нахохлился мальчишка и посматривает

исподлобья.

Хоть ты ему финик дай, чтобы не дулся.

– Похож – особенно когда смотришь вот так. Забавно.

– Ты ведь враждуешь с Кроном?

– С чего ты взял, малыш?

148

– Ты родила ему в наказание Гипноса, Кер, Немезиду

и прочих…

Стены, кажется, растворяются. Шуршит покрывало

на полу, движется, обволакивает тканью камни, комнаты

нет – мы сидим в ночи на горном уступе. И слова долетают

легким эхом, и тяжко дышит дремлющий вулкан…

– Об этом просила меня Гея. Когда сын стал правителем

– она ждала: вдруг он одумается. Хотела, чтобы он выпустил

Циклопов и Гекатонхейров из Тартара. А вместо этого он сам

стал тираном, наподобие его отца. Разве могла я отказать

Плодоносной? Впрочем, если бы я знала, что явится в мир…

Глаза у нее – еще более звезды, чем у той… Реи. Лицо поч-

ти сливается цветом с покрывалом и кудрями. Вот она встала и

движется – медленно плывет, обволакивая, завораживая…

– Но это я, малыш. А вот что привело в подземный

мир тебя?

– Мы сражались и проиграли. Я хотел просить совета

у тебя и Эреба…

– Мой муж? – оглянулась на стену, за которой

по-прежнему слышалось мерное, хриплое дыхание. – Мой

муж теперь почти все время спит. Время его юности про-

шло. Я не советовала бы тебе его тревожить, и отвечает он

только тем, с кем сам хочет говорить. Может быть, я смогу

дать тебе ответ, малыш? Расскажи мне о том, что вы решили.

А что мы могли решить? Везде трупы, у всех – пора-

женческие настроения, а Крон вот-вот возьмет Олимп.

– Нам нечего решать: мы потеряли войско. Нужно

время. Нужно что-то, что даст нам перемирие не менее чем

на век, но Крон не пойдет на это. Он раздавит нас, пока мы

не набрали силу.

– Да, Повелитель Времени таков… – Нюкта воркует,

мурлычет, скользит. – Так значит, ты решил просить совета

и не побоялся спуститься за ним в подземный мир?

– Чего мне бояться?

149

– Кто знает, малыш… тем, кто приходит сюда – все

равно, за чем, – всегда стоит чего-нибудь бояться. Скажи, как ты находишь то, что увидел? Нашу обитель теней и

чудовищ, пристань для тьмы и смерти, куда не проникают

лучики света?

Оперлась на маленький столик, подалась вперед, обда-