Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

побагровело, руки в бока – и без пощады к собственной

глотке:– Чего смотришь – дырку протрешь!! Злишься? Да

хоть ты тресни от злости, бей как бог! Бей!

Посейдон поднимает левой рукой щит, правой – тя-

желую булаву.

Я делаю вдох – ровный, посылающий воздух в ка-

ждую клеточку тела. Меч – не взятый из оружейной, а вы-

кованный для меня тельхинами – приятно тяготит ладонь.

Неплохое оружие, щит тоже неплох – круглый, лишенный

глупых узоров и украшений, подчиненный одному: защи-

щать тело хозяина.

Посейдон все ближе. Бить будет с бокового замаха

вправо – излюбленная тактика, вон рука дернулась. Уйти

влево и назад, потом сблизиться, пустить в ход щит…

– Какого?!

От рыка Посейдона испуганно качнулась в небе ко-

лесница бога солнца. Нимфочка, решившая подсмотреть

за зрелищем из-за колон, бессильно сползла на землю. Брат

158

отшвырнул щит – тот высек искры из плит внутреннего

двора при падении.

– Опять за свое? Сколько раз повторял тебе – прика-

зывай? – На кой мне приказывать, когда я умею?

– Неправильно! На кой тебе уметь, когда можно при-

казать?!

Гелиос точно замедлил бег своей колесницы – вот

ведь старый сплетник… Посейдон, на котором из одежды

была только набедренная повязка, казался вынырнувшим

из морских глубин. Мою эскомиду21 можно было выжимать.

А волосы намокнуть от пота не успевали: их тут же

высушивало ненавистное солнце.

– Ну? Чего застыл? Бей! Бей как бог!

Посейдон поднимает булаву – за щитом идти поле-

нился. Я делаю вдох – ровный, посылающий воздух в ка-

ждую клеточку тела…

Уклониться от свистящей булавы слева до смешного

просто – обтечь удар сбоку и…

– Какого?!

Если кто-то слышит эти ругательства Черногривого –

об Аиде Мрачном сочинят еще более впечатляющие слухи.

Особенно о том, что в утробе у батюшки Аид Мрачный

приобрел вместо мозгов прямую кишку ишака.

– Ты ушел от удара! Это удел смертного!

– В чем удел бессмертного? Лупить напрямик изо

всех сил?

– Хоть это понял… напрямик! И изо всех сил. Ни

на пядь, понятно? Что бы ни случилось: копье, стрела…

Стой! У тебя есть щит – этого достаточно. А теперь бей!

Бей как бог!

21 Эскомида – легкий хитон с прорезью для руки,

открывающий грудь.

159

Посейдон поднимает булаву.

Я силюсь не сделать вдоха – соблазнительно ровного,

посылающего в тело раскаленный воздух…

Я в очередной раз пытаюсь забыть, чему меня учили.

Я не ухожу от удара: я встречаю его щитом.

Щит – в щепки. Рука – тоже (по первому ощущению).

Приплясывает в небе колесница Гелиоса: кони зло-

радно оскаливаются, отсюда видно; никогда не любила

меня эта упряжка…

– А! Безнадежен…

Черногривый застонал и провел пятерней по пот-

ному лицу. От его восторга, когда Зевс попросил пояснить

мне, «как дерутся боги», не осталось и следа.

Теперь вот он под нос бормочет: знаю, мол, почему

сам Зевс за это дело не взялся…

– Объяснять не пробовал?

– Нет! Нельзя это объяснить, сколько раз тебе повто-

рять?! Как дышать тебе объясняли? Как пальцем тыкать – рас-

сказывали?! Да не смотри ты на свой меч, он тут ни при чем, нужно – чтобы дрался ты! И какое оружие ни возьмешь – все

равно дерешься ты! Самим собой! Булава – это я, понимаешь?

Мой приказ, который я посылаю впереди себя! Сгусток воли!

Брат тяжело зашагал к кувшинам, выстроившимся

на столике у колоннады, щедро плеснул в чашу воды, начал

жадно глотать, отфыркиваясь и бормоча: «Объясни ему…

как же… как баб любить – сам разобрался?».

Влажная спина перекликалась цветом с блеском мое-

го клинка – золотистой бронзой.

– Хватит, – сказал я.

– Ага, хватит, – прохрипел Посейдон, выныривая из

своей чаши. – Зевс нам двоим покажет – какое «хватит»…

Тут этого Офиотавра искать по всему миру, а первая же

стычка с титанами – и ты не при делах. Щит возьми мой.

Становись. Бей как бог!

160

И опять – уклон, вздох, треск щита…

– Какого?!

– До старух-Грай22 уже дошло – до него не дошло!

– Поднимайся! Бей как бог!

– Я сказал – как бог!

– Смотри, у меня в руках только щит! Бей!

– Это не удар!

– Вставай!

– Отдышишься, когда ударишь!

Такое чувство, что никогда не отдышусь: в груди вме-

сто воздуха – раскаленная медь…

И солнце сверху.

И прохладная ладошка на раскаленном плече.

« Спроси его, что для него удар. Спроси – чтоон сам в

момент удара ».

Посейдон недоуменно нахмурился, когда я повторил

вопросы.

– Удар и удар. И я как я – все вместе. Море, например,

или недра земли, или вот еще лошади бывают… почему-то…

Кажется, он сам удивлялся тому, что говорит.

А мне не к месту вспомнилась птица на пограничье

между водным и небесным вихрем. И трое юных богов над

пропастью.

– Я ставлю на небо.

– Я ставлю на море.

– Я…

« Ты понял, маленький Кронид?»

«Да. Кажется, я начинаю понимать».

– Что застыл? Бей как бог!

– Не могу.

– Почему?!

– Солнце.

22 Грайи – три сестры-богини, олицетворяющие старость.

На троих имели один глаз и один зуб.

161

…едва открыв глаза, я упал и забился в агонии. Меня

вырвали из привычного мира, утопили в красках и запахах, а она осталась там, за плечами – выпестовавшая меня…

Тьма.

Тень колонны подмигнула – передала весточку от

давней няньки. От той, разноцветной, из отцовской утробы:

«А я никуда от тебя и не уходила!» Тени лежали близко – от

кувшинов, от колонн, от стен…

От деревьев в саду Олимпа, от самого Олимпа, от

людей, в неосвещенных углах, в запертых комнатах, в под-

валах… дотянуться и взять!

Мрак из углов и закутков – в мой клинок. Тьма, кото-

рую помню по утробе отца, – в мой клинок. Ночные тени, и

берег Амсанкта, и блаженная полутьма подземного мира – в

мой клинок…

Ко мне, к той частице, которая со дня освобождения

страстно ненавидит солнечный свет, сплетни о том, что

Аид Мрачный приносит с собой темноту всюду, куда ни

пойдет…

Мрак в глазах. Мрак – глаза.

Мрак – все и во всем, захочу – и стану новым его от-

тенком…

Это он – не я. Это он – и я…

Не уходить от удара, а быть сразу повсюду, как тьма,

даже когда есть солнечный свет – она здесь, свет – лишь

отсутствие тьмы, лгут те, кто говорит иначе, Эреб и Нюкта

родились раньше света и дня23…

– Бей как…

Меч ушел вперед, не дожидаясь приказа руки – сгуст-

ком тьмы.

Сотрясся Олимп от столкновения лезвия и булавы.

Нет – от столкновения взглядов!

23 В греческой мифологии Эфир-Свет и Гемера-День

произошли от Эреба и Нюкты