Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

Раздался лязг копья.

Полуголый мальчишка сосредоточенно журчал на

стену: музыка крепости набирала силы…

А у ворот опять мечтали о бабах. Стражники на во-

ротах почему-то всегда мечтают о бабах, хотя продажных

женщин в крепости – сколько угодно. Еще иногда клянут

мир: сам слышал. Что, мол, сидим тут на этих камнях, одна

схватка в месяц! Вот нам бы – в настоящую битву!

– К Посейдону бы!

– Да хоть бы к Афине: слыхали, как она с тем драко-

ном сладила? Вот это баба, понимаю.

– Еще чего? А к Зевсу не хочешь? Не с твоим рылом!

– Это что это ты про мое рыло сказал?!

– Сказал – что им только в лохани рыться!

Крепыш с медно блестящей лысиной и носом сливой

начал приподниматься – защищать честь любимого рыла.

Увидел меня и вовремя сделал вид, что вставал попри-

ветствовать. Остальные оглянулись и тоже повскакивали.

– Сидите. За ночь не было ничего?

– Волки шныряли, – подал голос самый молоденький.

Он немилосердно шмыгал носом. – Два или три. У ворот.

Шныряли, но не выли.

Кивнул и оставил стражу завтракать внизу.

Вскарабкался на стену, вгляделся в серую гористую равни-

ну, в диск солнца, в дорогу, которую мы загородили крепо-

стью… нет, ничего.

– Неймется, – шепотом полетело снизу. – Который

день уже…

А и правда – который?

172

Дошел по стене туда, где отесанные камни смыкались

со скалистыми складками на теле Геи. Зачем-то потрогал

холодный с утра базальт. Прикинул в сотый раз: не полу-

чится ли у кого влезть, чтобы напасть сверху? Нет, никак.

– Ну, вот теперь на свое рыло посмотри! – победно

рявкнули снизу. И звук, как кулак во что-то влип.

Вечно у них с утра потасовки вместо разминки. Но

теперь уже не убивают. Медные люди чересчур воинствен-

ны, но от привычки сцепляться до смерти я их отучил.

Крепость дышит пыльными каменными улицами,

всей своей сотней домов: разрослась в последний год.

Строилась как охрана перевала, а вот, понабежало откуда-то

каких-то торговцев, селиться начали, воины из ближайших

селений невест понаприводили. Может, и город будет.

А война… а какая война? Крон где-то бегает, Крониды

тоже чего-то ищут…

Двое ищут. Третий черной тенью меряет переулки

нового обиталища людей медного века.

– Идите уже… пока он добрый! – долетает с запахом

жареного лука из дверей харчевни.

– Это? Добрый?!

– Был бы злым – давно бы уже тут все лежали. Идите!

Братец-Зевс стал у тигля на славу. Хорошие у него

творения получились: здоровые, быстрые, глаза блестят.

Правда, не такие мощные, как люди серебряного века, зато

плодятся быстро – в создателя.

– Господин!

Лицо у воина красное, как диск восходящего солнца.

Медное, обрамленное такого же цвета усами и бородой. И,

видно, это из новеньких, что десять дней назад прибыли:

еще не уяснил, как со мной себя держать.

Как себя держать, если лавагет с виду моложе тебя?!

Я, правда, раздался в плечах, хотя… с Посейдоном не срав-

нить, так что не считается.

173

– Мы думали… соревнования сегодня… в центре го-

рода… для всех… а?

– На кулаках, борьба, бег и на пращах. Мечи не вынимать.

А то знаю я, чем заканчиваются эти их соревнования.

Воин возвращается к своим – в луковый чад, из

которого несется вопль ликования: «Я ж говорил, он до-

брый пока!»

Нет, я не добрый, я просто не знаю, чем заняться…

Пора бросать это место. Застрял здесь, потому что

перевал важный, а на севере дела похуже. Там крепость

больше, но жалуются, что соседи серебряного века совсем

озверели, цены заламывают, на улицах буянят, набеги каки-

е-то устраивают…

Строители, которые должны укреплять стену, спят

брюхом кверху. Чернявый каменщик из потомков сатиров

присел на двух других, ковыряясь в зубах. Прочих совсем

не видно.

– Камней ждем, – пояснил снисходительно чернявый.

– Скоро прибыть должны.

Духота влажной тряпкой обволокла лоб, шлемом сда-

вила виски. Не терплю шлемы: ни один-то мне не подходит.

Время текло вязко и противно, увязнув в утренней

жаре. Зачем-то ходил в конюшню, где квадрига уже успела

до дрожи в ногах запугать остальных коней. Конюхи коси-

лись страдальчески: неймется бешеному, что ты сделаешь…

Крепость проснулась, забурлила глухо, мерно.

Плеснула двумя-тремя потасовками на улицах. Пришлый

наемник-лапиф, пошатнувшись, толкнул в плечо. Схватился

за свое плечо с криком: «Потише, рвань!»

Дальше остался недоумевать уже на стенке. Или в

стенке. Все-таки непонятно, что из чего нужно извлекать.

Может, стоит панцирь надевать побогаче? Афина вон

так и носится: в сияющем, парадном, работы тельхинов. В

прошлый раз, когда пришлось навестить племянницу, меня

174

какие-то обожатели близко не желали подпускать к «вели-

кой богине».

Еще все пытались дознаться, где я такую колесницу угнал.

Афина потом смеялась. Предлагала их превратить

во что-нибудь на скорую руку, хотя они и так уже превра-

тились: в зеленый студень, когда услышали, как дочь Зевса

назвала меня по имени.

В доме пусто. Он стоит на возвышенности, и его даже

в насмешку не называют дворцом, хотя мегарон ничего –

просторный, и колонны даже есть: ложные, кто-то от нечего

делать в мое отсутствие присобачил.

Старуха-рабыня шаркает веником из засохших ли-

стьев. Проскальзывает служанка: молоденькая, темноко-

жая. Новенькая: еще улыбаться не разучилась. Повинуется

жесту, подходит, подставляет бедро под ладонь…

Скучно. Наведаться к Левке? Был недавно. И туда

лучше – ночью, когда волны играют диким серебром.

В оружейной грохот и ругательства: там складывают

трофеи. Дошли у воинов руки: последний бой был двенад-

цать дней назад.

А может, не руки дошли, а просто интересно в ору-

жии покопаться.

Распорядитель Хипат ругается во всю глотку. С тех

пор, как попался какому-то подземному отродью, которое

схрупало ему правую руку до локтя, Хипат зол на всех.

Умолкает, только когда меня видит.

– Что там?

– Да щиты, – дылда-распорядитель досадливо машет

на здоровенных невольников-лапифов здоровой рукой. –

Все в кучу свалили. Наволокли откуда-то из наших кладо-

вых, а говорят, что трофейные. Что я, ковки не узнаю? Это ж

союзников наших щиты, копья! А…

Лапифы тупо смотрят на копья, больше всего во

взглядах – желания загнать их распорядителю в глотку. Вот

175

только про казни, назначенные лавагетом, уже прошел слу-

шок. Своя шкура дороже.

– О камнях вести не приходили?

– А-а, это… ночью гонец прибегал, – Хипат вроде бы

и мой распорядитель, а знает обо всем в крепости, за это