Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

соком памяти.

Мне говорили, что Крон, которому донесли о новых

деревьях и их плодах, расхохотался и заявил:

– Вот доброе знамение последней битвы! Кровь их

войск напитает сегодня землю, а их женщины будут лить

слезы над их участью!

И приказал выковать зерна граната на своем щите.

Говорили, что он с воем ярости швырнул этот щит

в небо, когда раскололись земные недра и явилась мощь

Гекатонхейров.

396

Холодок проходит по черным водам озера и касается

лица. Все уже закончилось и все успокоилось, и сегодня была

другая битва – далекое эхо той, и левая обожженная ладонь

перестала гореть века назад, но на моем щите, который я

отбросил недавно – так и выкованы гранатовые зерна.

Слезы, и кровь, и память, неспешными каплями вы-

текающая с пальцев в воду.

Наши женщины не думали нас оплакивать.

Они шли на эту битву рядом с мужьями, сыновьями

и братьями.

Афродита, смеясь и болтая за плечами сурового

Гефеста, вертела в пальцах тонкое золотое копье: «Такое

красивое, просто жаль бросать!»

Гера, поджав губы, опоясывалась коротким мечом,

проверяя – легко ли вынимается из ножен.

Деметра в ратном доспехе выглядела безумнее Лиссы,

и оружия у нее в руках я не увидел – но она могла бы уби-

вать холодным пламенем из глаз. «У меня дочь, – говорило

пламя. – А они сегодня полетят в Тартар».

Фемида и Стикс, Артемида и Афина – эти стали давно

привычными на поле боя.

В комнатах Олимпа оставалась лишь Гестия – обере-

гать пламя нашего очага.

Мы, мужчины, троица Кронидов, молча сдвинули

чаши, в которых нынче было не вино – гранатовый сок.

Терпкий, кислый вкус на секунду сжал горло – глотком вче-

рашнего зрелища в когда-то цветущей долине.

Потом мы отвернулись: были дела важнее церемоний

и прощания, Гермес в моем шлеме вернулся час назад и до-

ложил, что к нашим позициям катится лавина.

Крон наносил свой удар, не дожидаясь, пока мы опом-

нимся после вчерашнего.

Взвешивая в руке свой новый щит с гранатовыми

зернами, я услышал вопрос, которого мы не касались в

397

наших планах и к которому не обращались за все время

приготовлений.

– Кто станет во главе войск? Аид?

Персона Посейдона даже не рассматривалась, и брат,

кажется, изрядно надулся. Я поймал взгляд младшего и по-

качал головой.

– В разгар боя оставлять войско без предводителя…

Он понял. У меня нынче цель важнее, чем сокрушать

Кроновы рати.

Нужно ведь что-то делать с этим проклятым серпом.

Произошло короткое замешательство. Потупился

Арес: не рискнул высовываться, почувствовал что-то ду-

бленой шкурой. Войску серьезно угрожало остаться без

предводителя или под руководством Стикс – но тут вперед

вылез Прометей, верный своему глупому, благородному

обычаю помогать.

– Давайте уж я, – выручил всех.

Гефест прикрыл глаза в мгновенном прозрении: уви-

дел тень, скользнувшую по лицу отца. Ох, ничего хорошего

не сулит эта тень новоявленному предводителю!

В будущем – если оно наступит. Пока же Зевс обрадо-

вался, за плечо утащил Прометея к себе и принялся взахлеб

обсуждать с ним позиции войск: у Крона на флангах опять

великаны… их брать стрелами, отводить на наших лучни-

ков, Аполлон и Артемида в помощь… титанов придется вя-

зать основным бойцам, то есть, Аресу, Афине и Посейдону…

вести передавать через Гермеса и Ириду, ты ведь знаешь,

преемник?

Он знает. Все мы знаем – воюем не первый день.

Только до этого нам никогда не приходилось сра-

жаться под белыми крыльями рожденной Победы.

Ника явилась в зал последней: прискакала в сопрово-

ждении братьев, рассматривая новые кожаные сандалики,

и слово, которое давно билось в висках у каждого – было

398

произнесено озорным детским голоском, сорвалось с пух-

лых губ беловолосой девочки:

– Пора?

Пора.

Грохочут молоты циклопов: «Подавай!» – «Окривел?!»

– «Эх, поддай, поддай!»

Куются молнии.

Мы готовы заканчивать то, чему, казалось, не будет

конца. За плечами – Олимп, к которому нас прижали за три-

ста лет. Перед нами – некогда цветущая Фессалия, которая и

сейчас цветет: языками пламени, оскаленными ртами чудо-

вищ, блеском копий в руках у великанов… Это река, нет, это

морской прилив, надвигающийся на наши позиции, желаю-

щий броситься и подмять – всей тяжестью, с первого раза.

Аластор, Никтей, Орфней и Эфон нервно танцуют

в упряжи, косятся на сжимающего вожжи хозяина, на мое

неподвижное лицо, всхрапывают вопросительно: «А если

вдруг… если…»

«Не если, – чуть шевелятся губы. – Прибой всегда

разбивается о скалы… прибой всегда…»

И сигнал к началу кровавой круговерти – пролетев-

шая молния над головой.

Мы начинали эту войну мальчишками, отец. Чем бы

она ни закончилась – мы закончим ее богами.

Где-то в этих годах, в твоей стихии, в стычках и за-

тяжных боях мы растеряли крупицы страха и подобрали

обыденность и скуку. Мы не кричим больше от гнева – даже

Арес и Посейдон воздерживаются от кличей. Мы сшибаем-

ся с твоими слугами в смертном молчании – чтобы ты мог

услышать смех Ананки за своей спиной.

Моя Судьба нынче не смеется. Мы с ней сосредоточе-

ны на том, чтобы разить.

399

Вторая и третья молнии ударили в гущу схватки, мет-

ко, на колени свалился какой-то титан, с диким воем хва-

таясь за оторванную челюсть. Там, в центре столкновения,

уже завязывался черно-красный смерч, оттуда доносились

выкрики Ареса и глухие удары трезубцем – Посейдона. Но

следить за ходом боя не хватало времени: я на левом фланге, с колесничими, Стикс – на правом – с копейщиками, два

олицетворения ужаса, как шутят чересчур смелые сатиры,

два черных крыла, которые держат войско…

А над нами плещутся белые крылья Победы.

И летят стрелы, не знающие промаха: Аполлон – на

моем, левом фланге со своими стрелк а ми, Артемида помога-

ет Стикс; помощь нужна, потому что там не только великаны

– человекопауки, вооруженные секирами, машущие факела-

ми, и каменные волки – отростки гор – ползут между ними

на брюхе, чтобы вцепиться в горло лошади или копейщику…

– Держа-а-а-ать! – катится над полем команда, равно

подходящая двум войскам.

Войска смешались, два кулака сшиблись и неожидан-

но сцепились пальцами, переплелись смертельным клуб-

ком; слева от меня перевернулась колесница, не рассмо-

треть – чья, кони, бронза и тела каменных волков слились

в единое целое…

Цепь молчания раскололась окончательно с десятой