Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

молнией. Донесся воинственный клич Афины, взвился в

небеса хриплый рявк нашего временного предводителя –

Прометея:

– Арес! Отводи…!

Или там все еще Зевс? Нет, брат молчит. Но никуда

и не отлучается, впереди всех, и молнии, подносимые ему

одним из Циклопов, мерно расцвечивают небеса. Это толь-

ко начало боя – звенят молнии, мы начали неплохо, вдруг

мы выстоим и так, без того, последнего решения, мы уже

боги – не мальчишки, мы…

400

Кони сминают копытами чудовищ, как сухую траву.

Кони танцуют по полю боя, чувствуя, что в руке колесни-

чего не дрожат поводья. Бронзовый взмах! Я никогда не

был копейщиком, но промахнуться сложно, неизвестный

мне титан захлебывается ревом, хватаясь за горло. Теперь

протянуть руку и взять шестое по счету копье из связки на

дне колесницы; если бы они увидели это – они спросили бы:

«Да кто ж так воюет?!»

Так воюю я.

Ряды великанов расступаются, пропуская пламя,

в лицо пышет жаром; встает на дыбы моя четверка; кони

остальных давно обезумели от ужаса. Трехголовая бескры-

лая тварь стелется по земле, глядя немигающими глазами;

откуда у них столько драконов?!

Отчаянное, многоголосое пронзительное ржание

смешивается с хохотом в рядах войска титанов, среди моих

воинов слышны только ругательства, от ужаса не кричит

никто, все давно знают: ты смертник, если идешь в бой за

Аидом Безжалостным.

Знают, но почему-то – идут.

– Оставить колесницы!

Твердая земля толкается навстречу, ударяет по ступням.

«Аластор! – кричу я так, будто обращаюсь к брату или под-

чиненному. – Назад! Назад!» Но правый коренник слышит и

понимает меня лучше, чем подчиненный или брат, меня обдает

воздухом – и колесница без возницы уносится в глубокий тыл.

Возница, оставаясь на земле, выхватывает меч.

Возница заставляет себя не жалеть, что у него нет нынче

шлема; сегодня я – не Аид-невидимка, шлем у того, кому он

нужнее, я же пока просто лавагет, держащий левый фланг.

Просто воин, в перерывах между приказами купаю-

щий свой меч в крови неприятеля.

Они выскакивают на меня из неразберихи боя, скле-

ивая рваные отрезки времени в единую цепь.

401

Титий – старый противник, адамантовая секира опи-

сывает светящееся полукружье, скользит у виска, торже-

ствующий хохот: «Ждал встречи!» Ждал встречи, шагнуть

влево, предугадав движение лабриссы, поймать опасный

миг между двумя вдохами. До новой встречи, Титий, твои

подколенные сухожилия будут помнить остроту моего

клинка, заточенного Гефестом.

Дракон встает на дыбы, заслоняя небо с болтающейся в

нем колесницей Гелиоса – бескрылая тварь с желтым брюхом; свист золотой стрелы – и на один глаз у твари меньше; Аполлон

все же вспомнил о своих обязанностях; пламя разбивается о

воздух, остановленное моим взглядом: я научился приказывать

и драться властью, а не телом. Руку со щитом вперед, заслоняясь

от ливня ядовитой желчи от второй головы; меч – не просто

оружие, но часть божественной сущности. Божественная сущ-

ность втыкается в живот взвизгнувшей твари, поворачивается, выпуская кишки, остальное закончат другие…

Дикий кентавр, два меча в руках, перекошенное сла-

достью битвы лицо, сладость пропадает, когда он понимает, куда забрался и кто перед ним, но клинок уже вошел в серд-

це, черная кровь пятнает руки, брызжет на лицо…

Свист дыхания – сквозь зубы. Кажется мне – или меня

хотели ударить в спину? Кажется – или мелькнули за спиной

железные крылья того, кто никогда не должен вмешиваться?

Клонится сзади обезглавленное тело, просто шагнуть

и пропустить, оборачиваться некогда. Они лезут на левый

фланг, потому что отсюда не бьют молнии, потому что здесь

нет Стикс с ее сыновьями, хотя воины уже давно делали

ставки: кого из нас больше боятся…

Получалось, что противник боится титаниды, разя-

щей ужасом, а свои – все-таки меня.

Великан. Титан, из плеча которого торчит две стре-

лы. Разорванная в отчаянной попытке дотянуться до моей

глотки пасть каменного волка.

402

Кажется, опять что-то случилось со временем. Нет

больше обрывков, складывающихся в отдельную цепь, есть

мгновения, настойчиво лезущие в глаза, разрозненные, и не

скажешь, сколько прошло времени…

Сколько прошло времени, если кровь начинает соби-

раться в ручьи, через которые приходится переступать?

Сколько времени – если стою на трупах?

Если семижды менялись те, кто пытается прикрыть

мне спину?

Прикрывайте свои!

– Я бог, идиоты!

– После боя об этом вспомнишь! – это Эпиметей, брат

Прометея, упрям как два Зевса и одна Гера, спорить нет

времени…

Земля подскакивает под ногами в мелких судорогах.

Оскаленные морды, когтистые лапы подземных демонов,

вышедших на свет из лавы или из каменных пропастей,

– это все почти родное, близкое, кровное. Кажется, я на-

чинаю забывать, как выглядят лица; уродство становится

привычным, привычным становится – что стоишь на чем-

то живом и бьющемся, еще дышащим и что-то хрипящем

о милосердии…

О чем?

Это слово не осмеливается даже проситься в мысли.

Оно нынче чуждо для обеих сторон, как и «благо-

родство» или «правила»: бьют по ногам, подсылая лазут-

чиков-карликовых демонов; бьют исподтишка в бок или

в спину, сыплют в лицо песок, от которого приходится

закрываться щитом, у меня ведь даже голова не покрыта…

И нет передышки на то, чтобы подсчитать павших и

вынести раненых с поля боя – только не в этой свалке.

Смертные давно свалились с ног, и те из бессмертных,

кто был ранен, – успели уйти, залечить свои раны и вер-

нуться в бой, а мы все топчемся на одном месте, несмотря на

403

то, что силы чудовищно неравны, даже с Циклопами, даже с

молниями, которые они уже не успевают ковать…

Оглядываться я не имею права: они давят и давят

мой несчастный фланг, но Гермес приносит неутешитель-

ные вести. Арес рвется в бой, –говорит он, – несмотря на

ожоги и раны: неистового держат вчетвером, чтобы не

сбежал. Впервые промахнулась Афина. Не хватает ужаса у

Стикс – если на нее сейчас развернут часть войск, правый

фланг дрогнет…

– Что Посейдон? – не помню, когда был последний

глоток воды, слова выходят солеными и царапают горло.

Мы с племянником стоим спина к спине, окруженные ше-

стилапыми уродцами с львиными головами. Меч и копье.

Еще одно зыбкое мгновение этой схватки.

– Удерживаем, как можем, а то он остальных опережа-

ет. Деметра на нем висит… и как-то не попадает под удары

трезубца.

Гера, Гефест – не спрашиваю, Афродита с Фемидой