Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

Гермеса? Аида?

Помедлила и воткнулась Пану в волосатую ягодицу.

Такого звука Уран не слышал со дня своего рождения.

Гекатонхейры – и те вздрогнули и начали горы себе

под ноги ронять.

Титаны и боги оружие побросали.

Кто был смертный – вообще попадали и головы по-

закрывали.

412

А Пан все вопил.

Визгливо, яростно, на одной ноте, леденя сердца чу-

довищ. Может быть, конечно, и соратников.

Дрогнуло небо от крика – опять. Содрогнулось вой-

ско титанов от ужасающего звука. Попятилось. Обратилось

в бегство, не слушая призывов вождей. Понеслось без

оглядки, топча и сминая своих же…

Паника как она есть, словом.

– За ними! – грохнуло по рядам радостно, на секунду

заглушив вопль Пана.

И – по рядам, от края до края, явившейся истиной:

«Это конец! Конец!»

Это для них – конец.

Для нас – начало.

– Рассеивать и добивать! – приказ от Прометея, со-

всем не нужный в этой битвенной мешанине, каждый и так

знал, что делать… рассеивать и добивать.

И смотреть, чтобы тебя случайно не добили – в по-

следние часы боя.

Потому что земля так и грохочет под поступью

Гекантохейров, а воздух все еще наполнен огнем и грохо-

том, и только белые крылья в этом воздухе виднеются ясно

– крепкие, крепче самого небесного свода.

Малютка-Ника – нынче не дитя, а богиня. Великая

богиня. Великая победа.

– Рассеивать! Добивать!

Голос Гермеса дунул в ухо: «Пора!» (голос Ананки

повторил то же самое) – и дрогнувшие от нетерпения руки

приняли родной, нагретый металл шлема.

Горячие нащечники скользнули по потным щекам,

сузился мир до двух прорезей – и меня вычеркнули из битвы.

Я – Аид-невидимка. Хватит воевать.

Давайте побеждать как боги.

413

* * *

Под ногами выгибались в агонии тысячелетние кам-

ни. Плавилось небо от ярости Гекатонхейров. В воздух

летели глыбы, и дышать в этой каше огня и осколков было

трудно даже Гефесту, привыкшему к своей кузнице.

В ушах стучали молоты Циклопов, когда я подходил к

шатру отца по содрогающейся, искалеченной земле – Гея, не

пошлешь ли ты нам свое проклятие после этого боя?

Войско демонов и чудовищ рассеивалось, большая

часть его сейчас жалась к подножию Офриса, где дрались

остальные… он же – смотрел с высоты.

На войско. На летящие в небо горы. Он стоял непода-

леку от пропасти, на широкой ладони Офриса, где был рас-

положен его последний оплот, – и смотрел на то, что кипело

внизу, сверху.

И улыбался.

Я видел его только со спины, потому что это была

моя часть: не отвлекать, не бить – обезоруживать. Я не

крался, я шел мимо него, как тот, которому просто нужно

сделать дело, но я чувствовал эту улыбку раскаленной от

пламени боя кожей. Эта старая скотина улыбалась, глядя

на Гекатонхейров, улыбалась улыбкой мудреца, и отдались

внутри слова, которые он произнес за секунду до того, как я

нырнул в шатер.

– Рано или поздно…

Рано или поздно, отец, пора уступать дорогу моло-

дым. Голос Посейдона внизу проревел точно эту же фразу.

Средний старался вовсю, распекая папу такими словами,

какие я слышал разве что от Циклопов. Почему-то предста-

вилось, как он машет своим трезубцем и орет:

– Сразись со мной! Я покажу тебе мрак Эреба!

Потому что отец засмеялся смехом безумца.

414

Он не верил, что подобная козявка может его свер-

гнуть. Даже если у козявки есть дети, и они сейчас бьются

с армией титанов. Даже если козявка привлекла на свою

сторону циклопов и Гекатонхейров.

Одного он не учел, мой мудрый папаша: у этой козяв-

ки еще и братики есть.

Он не стал призывать свой серп – зачем, когда перед

ним всего лишь юнец с глупым трезубцем в руках? От его

ударов можно отмахнуться ладонью или скалой, повелеть

времени замедлиться для юнца – и тогда можно будет легко

его прихлопнуть, отправить во мрак Тартара или прогло-

тить – что покажется лучше…

– Уран! Твое предсказание никогда не сбудется! – заро-

котал он с торжеством, ему было невдомек, что Ананка уже

стала за плечами и, наверное, смеется своим смехом, напоми-

нающим молнии: да-а, да-а, никогда… уж тебе бы, Повелителю

Времени знать, что «никогда» бывает очень редко.

От трупного тлена и пыли воздух в палатке казался

зеленоватым – наверное, так пахнет время. Исполинское

ложе Повелителя Времени было устлано волчьими шкура-

ми, вокруг валялись кубки, лежала набедренная повязка,

небрежно отброшенный наруч с затейливой резьбой, явно

трофейный…

А с низкого деревянного алтаря, устланного белой тка-

нью, приветственно улыбалась яростная, пахнущая смертью

полоса адамантия – смерть, которой не нужны ножны.

Здравствуй, старый знакомец. Сто лет не виделись.

Невидимость его не обманывала: серп щерился

единственным клыком, оставшимся в черном рту старика,

выедал глаза могуществом: хоть сейчас готов лишать Урана

плодородной силы. Или Кронидов – голов. Или кого угодно

– чего угодно.

Невидимые пальцы нависли над стертой рукоятью:

это я к тебе, твой противник…

415

Серп Крона, плод ненависти Геи, чистая смерть, ска-

лился в глаза насмешливее своего хозяина – Повелителя

Времени. Противник? Да какой противник? И что ты со

мной сделаешь, мокрица?

Пальцы упали вниз – брошенным жребием.

Сомкнулись: невидимые, но сильные. Я держал Серп Крона,

будто это был обычный меч, он и весил не больше обыч-

ного меча. И Крон, увлекшийся попыткой прихлопнуть

Посейдона, не заметил пропажи. Серп мог разить временем,

мог подчиняться воле хозяина, но не был с ним единым це-

лым, не рождался с ним, как меч Таната…

Покинуть палатку, нырнуть обратно в горячечный

воздух, было тоже проще простого.

«Только бы он не успел его позвать», – выстукивали

молоты в голове. Я перелетал через камни, вилял между

пещер, опаленных кустов, обогнул несколько подыхающих

солдат Кроновой армии, я остерегался переноситься в дру-

гое место, потому что «другое место» могло оказаться перед

разящей холодом ужаса Стикс или между схватившимися

не на шутку Эгеоном и Прометеем…

Или перед Аресом, а он в запале боя не особенно раз-

личает чужих и своих.

Валун в десять обхватов просвистел мимо, едва

не улучшив форму моего черепа. Подземная тварь ша-

рахнулась, торопливо пряча клыки: ужас шлема проник

под змеиную броню. Громыхнуло позади: это отец устал

забавляться с наглым сынишкой и ударил вполсилы, зем-

ля дрогнула и вздыбилась подо мной, и блеснул смешок

Ананки…

Нет, это была молния Зевса, которого Крон, занятый

бахвальством среднего брата, не заметил.