Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

Она ударила, разорвав красный полумрак битвы, –

лучшее произведение Циклопов, и земля заколебалась вто-

рично, теперь от гневного рева.

416

Он наконец услышал ту, которая стояла у него за пле-

чами. Он узнал сына, который швырнул молнию.

Он испугался.

Он потянул к себе свое оружие, чтобы разить им.

И верный серп, непобедимый серп, меч времени – по-

слушно устремился к своему хозяину, закипая радостью битвы.

Но чья-то рука упала на рукоять, стиснула ее и прида-

вила к земле, и земля дрогнула – словно на нее легли не меч

и рука, а дерзость этого поступка и, заскрежетало древнее

лезвие: «Кто?!»

Кто посмел? Кто нашелся? Кто держит?

…я?!

Серп Крона, сказал отец, не дано удержать никому,

кроме того, для кого он был выплавлен Геей-Матерью. Его

можно украсть, можно унести, но удержать…

Миг растянулся в бесконечность ослепительной

боли. Вместо молотов зарокотали в ушах вулканы: сва-

литься, закрыть уши руками – нельзя! Ты, червяк, который

смеешь удерживать меня – ярче молнии пламенем в глаза, нужно зажмурить их, нет, закрыть глаза руками, – нельзя!

Огонь влился в левую ладонь и побежал по жилам, огонь

выжигал мое существо изнутри… огонь… агония… каждая

часть бесконечного мига – новая порция отравы, убери руку, ничтожество, не мешай мне … нельзя!

Мир умирал, или это я умирал, лишенный точки

опоры, только рукоять под моей рукой – казалось, она изви-

вается, как ядовитый гад, рвется туда, к своему повелителю, разить временем, она уже – часть времени, время – адаманто-

вое лезвие, которое выжигает мне глаза, и я удерживаю его за

хвост, за эту рукоять, и, медленно выпаливая крупицы меня

изнутри, мелькает перед глазами мир… миры… времена…

Разящая Афина: копье занесено наотмашь. Светлые

крылья Ники реют над красно-черным полем, и поймешь,

что где – небо? Земля? Все одного цвета. Взлетают камни.

417

Потом я увидел летящую в меня молнию, слабеющей

рукой сумел отразить ее – она почему-то очень болела, ле-

вая, недоуменно глянул в руку – где меч? оружие? – меча не

было, непобедимый меч, великий меч, держал кто-то… кто

мог… как мог?

Никак. Ничем, вернее, нечем: сил не стало, как только

я притронулся к гладкой, стертой рукояти, теперь только

огонь и крик, я так и не научился выражать свои чувства

вслух, отец, я кричу с закрытым ртом и без слов, я кричу всем

своим телом и всем существом и, о, Хаос Животворящий,

кажется, я кричу: «Хоть бы это кончилось!»

Я кричу, а эта зараза, почти такая же, как ты, рвется

из рук, и если я отпущу, если перестану висеть на рукояти

мертвым грузом – война закончится в ту же секунду, только

не так, а эта война должна закончиться именно так… ты

видел, отец, что с нами Победа? Не протягивай ладонь, отец.

Даже если бы Ника была на вашей стороне. Даже если

бы было еще больнее, хотя не бывает еще больнее…

Я удержу.

Длящееся без конца мгновение порвалось, когда он

понял, что серп держат, что крайнего средства уже нет, что

нужно уходить, как тогда, в первый раз, на Олимпе, когда

он увидел свою Судьбу в лицо – отступать, бежать, а потом, рано или поздно…

Второе мгновение было отмечено трезубцем

Посейдона, который вонзился Крону в живот – в ту са-

мую утробу, в которой мы так долго сидели. Нарочно

метил, братец?

Крон усмехнулся – тварь под моей ладонью дры-

гнулась, она все еще рвалась к хозяину, и я чувствовал его

усмешку – своими губами. Я чувствовал, что она посвящена

мне – вся ненависть, которая в нее вложена, прощальные сло-

ва, которые прогрохотали громче гор, взлетевших в небо…

– Рано или поздно.

418

А может, в ней было и сожаление – о том, что он понял

с таким опозданием. Что недооценил и положился на серп.

Пусть бы щенок держал его, нужно было уходить, затаиться

и ждать, пока у него кончался силы, понял слишком поздно, не хватило времени…

Великому Крону, Повелителю Времени, не хватило

того, чем он повелевает. То, чем он повелевает, для него вне-

запно истекло.

И все кончилось.

«Я мертв», – подумалось нелепо для бессмертного,

когда прекратилась боль и перестали мелькать миры вну-

три. Рядом ударилась о скалу каменная глыба: когда я поло-

жил руку на рукоять серпа, глыба была в воздухе…

Мгновенье? Два?

Пальцы не хотели сползать с рукояти. Они скрючи-

лись на ней, вцепились мертвой хваткой и не слушали моих

приказов. Или я ничего не приказывал? Или уже и не могу,

потому что за плечами у меня – мой друг Танат, который

собирается взять прядь моих волос. Сказать ему, что бес-

смертный, а он плечами пожмет…

«Живые дышат», – скажет.

Я открыл рот и силой запихнул в грудь немного

воздуха – раскаленного, с пылью и запахом дикой крови

чудовищ. Тут же закашлялся почти до рвоты и понял – жив,

бессмертен, как раньше. Тогда велел разжаться пальцам, и

они медленно, с неохотой подчинились.

Ладонь была черной – угольно, ожог, каких мне не

приходилось видеть; с виду – словно просто испачкался, а

саднит так, будто рука лежит на раскаленной лаве, и невнят-

ной болью, стоном последствия отзывается ей то, что внутри

меня – любая мысль, любое ощущение, любой вздох, и сама

тень корчится за спиной, переживая заново то, что было…

Забудь – приказал я тени. И ты тоже забудь – это себе

самому. Значение имеет одно. Ты удержал.

419

Серп лежал там, где его положили, и выглядел просто

оружием – привлекательным, цельным, острым, теперь его

могущество стало очевидным. Всем своим видом пригла-

шал – возьми! Ну, чего ты?

– Тварь, – прохрипел я и улегся рядом с ним. Лежал

долго, чувствуя, как перестают плясать гефестовы нако-

вальни в висках, видя, как в небо все реже и реже взлетают

огромные утесы, вырванные из земли, как рассеивается

кровавый чад – весть о падении Крона окончательно ре-

шила исход битвы, огрызаться не было смысла, оставалось

бежать или надеяться на милость победителей…

А для меня возвращалось время. Трогало мягкими

пальцами горящий лоб, вливалось в грудь с дыханием,

разгонялось по сосудам с ударами сердца – так-так… это –

миги… а вот минута. . а вот еще одна, и они не стоят, они

текут от прошлого к будущему, от рано – к поздно…

Рано или поздно…

Я оторвался от скалы, которую почти не чувствовал

спиной, взял серп Крона – он повис в руках все с той же не-

винностью – и пошел к той площадке, где стоял отцов шатер.

Идти пришлось на удивление долго, огибая трупы и зале-

тевшие метательные снаряды Гекатонхейров, обходя кусты,

которые раньше я перелетал в прыжке: как же я несся, Хаос