Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

Странности начинаются с первой же главы. Поздно ночью, «в три часа утра», Иван Петрович возвращается домой после разговора с князем. Пока он шел домой пешком, а «дождь мочил» его, Иван Петрович не вспоминал ни о Нелли, ни о том впечатлении, которое произвел на нее визит князя. Иван Петрович думает о другом и сам признается: «...черная тоска все больше и больше сосала мне сердце: я боялся за Ната­шу». После прямых угроз князя вполне понятно, что мысли Ивана Петровича были заняты тем, как ему облегчить стра­дания Наташи, как избавить ее от мстительной злобы князя.

Но, войдя в квартиру, он вынужден обратить внимание на вид, в каком встречает его Нелли: «...глаза горели, как в го­рячке, и смотрели как-то дико... слова ее были бессвязны и странны... она была в бреду». Укладываясь спать одетый, на стульях, чтобы быть поближе к девочке, если она его позо­вет, Иван Петрович сделал свои выводы: «Это ее князь на­пугал! — подумал я с содроганием и вспомнил рассказ его о женщине, бросившей ему в лицо свои деньги». Так кон­чается первая — очень короткая — глава, и внимание чи­тателя невольно задерживается на этих словах. Ведь, в сущ­ности, Достоевский уже давно не скрывает от читателей, что Нелли как-то связана с князем. Невнятный рассказ Масло­боева, путающего якобы родившегося сына князя с девочкой, слишком напоминает те отрывки рассказов Нелли, какие нам сообщил Иван Петрович, и мы давно уже подозреваем, что «женщина, бросившая ему в лицо свои деньги», может ока­заться матерью Нелли. Теперь, когда мы видели, как Нелли испугалась князя, мы еще больше склонны подозревать ка­кое-то гнусное участие князя в истории Нелли, и даже Иван Петрович уже начинает об этом догадываться.

В четвертой части время поворачивается вспять. Иван Петрович сообщает о состоянии Нелли в те трудные дни, ко­гда Наташа ждала князя. Вся четвертая часть романа пол­на такими возвращениями: «...в этот-то день я был у Наташи весь вечер» — а дома, оказывается, тоже происходили вещи странные и необъяснимые.

Теперь, «на больничной койке, один, оставленный всеми», кого так сильно любил, Иван Петрович может распоряжать­ся своими воспоминаниями, и он выделяет Нелли — она в его памяти живет отдельно от всех — не так, как было на самом деле, когда все события перемешивались и ему при­ходилось оставлять больную девочку одну, чтобы мчаться по Наташиным делам.

Уже в начале второй главы мы узнаем самое страшное: доктор — все тот же старый доктор, чей орден так занимал Нелли, — сообщил Ивану Петровичу, что «она теперь выздо­ровеет, но потом она весьма скоро умрет».

Иван Петрович ошеломлен этим приговором, у него ос­тался единственный вопрос: «И неужели ж нельзя никак спасти ее?»

Но девочка обречена. Доктор пытается оставить Ивану Петровичу надежду: «...при удалении неблагоприятных об­стоятельств, при спокойной и тихой жизни, когда будет более удовольствий, пациентка еще может быть отдалена от смер­ти... но радикально спасена — никогда». Иван Петрович, ко­нечно, понимает, что и «спокойной, тихой жизни» ему не удастся устроить для Нелли; как бы он ни старался — конец предрешен.

Пока же Нелли поправляется и начинает выказывать свой характер. То глубокое понимание характера подростка, ко­торое много раз проявлялось Достоевским в его книгах, вы­ступает и в «Униженных и оскорбленных» — в главах, ри­сующих Нелли. Вот Иван Петрович пытается дать ей ле­карство, но «она пихнула ложку, как будто нечаянно, и все пролилось». Попытка дать другой порошок ни к чему не при­вела: девочка вырвала всю коробку «и ударила ее об пол, а потом залилась слезами».

Старый доктор не сердится на Нелли; выслушав рассказ Ивана Петровича, он ставит свой диагноз: «Гм! ирритация. Прежние большие несчастия...» И вот начинается знаменитая сцена борьбы доктора и упрямой девочки — сцена, в которой упрямству и даже злобе Нелли противопоставляется терпе­ливая доброта доктора.

В первый раз Нелли «по-видимому, совершенно нечаян­ным движением руки, задела ложку, и все лекарство проли­лось опять на пол».

Во втором случае, уговорившись предварительно с докто­ром, что он возьмет ее замуж, когда она вырастет, Нелли «даже и не схитрила, а просто снизу вверх подтолкнула ру­кой ложку, и все лекарство выплеснулось прямо на манишку и на лицо бедному старичку». Нужно очень хорошо понимать детскую психологию — и особенно психологию того возра­ста, когда человек уже не ребенок и еще не взрослый, тяго­тится этим, утверждает свое «я»; нужно очень хорошо пони­мать подростка, чтобы самому себе объяснить эту, казалось бы, необъяснимую сцену.

Каждый человек проходит период, когда ему кажется, что взрослые мучают его своими заботами, что главная его цель — освободиться от влияния взрослых, взбунтоваться против него и посмотреть, что выйдет. Такие подростковые бунты случаются даже у самых благополучных, выросших в хороших семьях, в добре и ласке детей, а уж Нелли — с ее трагическим прошлым, с ее упорным бунтом против Бубно­вой, против побоев и издевательств — Нелли непременно должна теперь так же взбунтоваться и против доброты ста­ричка* а что из этого выйдет? А как на меня будут сер­диться?

Эксперимент, который с таким упорством производила Нелли, опять не удался. Ее «ужасно поразило» терпение док­тора. Люди сделали ей столько зла, что она невольно все время хочет на свой лад отомстить им, раздражить, вывести из себя. Может, ей было бы легче, будь доктор жесток, или горячего нрава, или нетерпелив... Кротость старика — един­ственное оружие, к какому она не привыкла, и это оружие побеждает девочку. Она даже пыталась попросить у стари­ка прощенья. «Вы... сердитесь... что я злая», — начала она говорить, но не докончила и спряталась под одеяло.

Начиная с этой сцены с доктором Нелли все время пла­чет — вот и теперь, под одеялом она «истерически зарыда­ла». Мы помним, как Бубнова никакими побоями не могла вырвать у нее ни слез, ни стонов, — а теперь чуть ли не каж­дый день девочка засыпает в слезах, и никто не может объ­яснить, что с ней происходит.

В дни своего выздоровления Нелли опять изменилась, стала угрюма, грустна, неохотно разговаривала с Иваном Петровичем — он с огорчением чувствовал это и в то же время знал, что Нелли по-прежнему привязана к нему, из­редка она позволяет себе взглянуть на него ласково, с лю­бовью. Иван Петрович никак не может понять этих измене­ний в характере Нелли, особенно после одного внезапного разговора с ней. Неожиданно, после четырех дней молчания,

Нелли стала расспрашивать его о Наташе, чего обычно ста­ралась не делать. Мы видели, как отвечал Иван Петрович на расспросы князя, — да и любому, спросившему его, очень ли он любит Наташу, Иван Петрович ответил бы резко и су­хо. Но когда об этом спрашивает Нелли, он отвечает всю правду: «Да, Нелли, очень люблю».