Наталья Долинина - Печорин и наше время

Лермонтове н о его романе написано мно­жество книг. Прочтите некоторые из них — работы Ираклия Андроникова, книгу Эм­мы Герштейн «Судьба Лермонтова», «Ста­тьи о Лермонтове» крупнейшего знатока его творчества Б. М. Эйхенбаума — и вы узнаете, что до сих пор многое в жизни и творчестве странного человека окружено тайной. Мы можем только дога­дываться об истинных причинах и разме­рах ненависти к Лермонтову царского дво­ра; о тайных пружинах дуэлн с Мартыно­вым... Мы можем только удивляться тому, как упрямо не хотели понять его роман даже умные и честные его современники.

Но одни из самых убийственных отзы­вов о«Герое нашего времени» мы можем понять и оценить по достоинству. Этот от­зыв принадлежит Николаю I. Вот что пи­сал император всея Руси в письме к импе­ратрице: «За это время я дочитал до конца Героя...Такими романами портят правы и ожесточают характер. И хотя эти коша­чьи вздохи читаешь с отвращением, все-та­ки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из по­добных личностей... Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего су­ществования на земле?.. Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно ука­зывает на извращенный ум автора».

Попробуем на время забыть, что это писал тот Николай Романов, который от­правил Пестеля и Рылеева на виселицу, Полежаева и Шевченко — в солдаты, Гер­цена и Огарева — в ссылку, Лермонтова — под чеченские пули; который залил всю Россию кровыо и сделал министром про­свещения человека, стремившегося отбро­сить страну на сто лет назад... Попытаемся

понять, чего же хотел от литературы современник Лермонтова, автор частного письма, которое мы читаем.

Откуда взялись «кошачьи вздохи», понятно: Николай писал письмо во время путешествия на пароходе вместе с Бенкендор­фом, который «ужасно боится кошек, и мы с Орловым мучим его — у нас есть одна на борту. Это наше главное времяпрепро­вождение на досуге».

Очень полезное времяпрепровождение для властителя огром­ной страны: мучить кошкой главаря своей тайной полиции! Естественно, что после таких развлечений всюду слышатся «ко­шачьи вздохи». Но почему роман Лермонтова портит нравы? Почему дарование автора «жалкое», а ум «извращенный»? На эти вопросы мы сможем ответить, когда прочтем еще один от­рывок из письма: «Характер капитана набросан удачно. При­ступая к повести, я надеялся и радовался тому, что он-то и будет героем наших дней... Однако капитан появляется в этом сочине­нии как надежда, так и не осуществившаяся, и господин Лер­монтов не сумел последовать за этим благородным ■ и таким простым характером...» (курсив мой,— Н. Д.).

Вот, оказывается, в чем дело. Героем времени следовало сде­лать Максима Максимыча. Доброго, смирного, нерассуждающего штабс-капитана, который «прощает зло везде, где видит его необ­ходимость или невозможность его уничтожения». Что-то не уда­ется отвлечься от мысли о том, кто писал этот отзыв о романе Лермонтова. Потому что именно Николаю Романову в первую очередь хотелось бы, чтобы его подданные были бы похожи на Максима Максимыча. Так ему было бы спокойнее царствовать.

Мы полюбили Максима Максимыча и нам не за что осуждать его. Он добрый, милый, только немножко жалкий человек. Но если бы исполнилась, мечта императора и все его подданные ста­ли Максимами Макспмыча.чн — история России остановилась бы на 30-х годах XIX века. А она развивалась — благодаря тем людям, которые казались Максиму Максимычу странными, а императору — отвратительными; благодаря тем умам, которые представлялись царю извращенными.

Один из крупнейших советских лермонтоведов Б. М. Эйхен­баум доказывает в своей статье о «Герое нашего времени», что предыстория жизни Печорина — таинственная и необъясненная его биография до приезда на Кавказ — связана с его политиче­скими убеждениями или поступками. Какая-то нашумевшая «история» в Петербурге; книга Вальтера Скотта «Шотландские пуритане», которую Печорин читает перед дуэлью,— а в этой книге речь идет о политической борьбе пуритан против короля; намеки на то, что Печорин был выслан на Кавказ по политиче­ским причинам, разбросанные в черновиках и вариантах «Княж­ны Мери» и не вошедшие в окончательный текст романа,— все это свидетельствует о том, что в первые годы молодости Печорин пытался действовать в государстве, где лучше было быть Макси­мом Максимычем.

Но мы встретились с ним тогда, когда его надежды рухнули, деятельность лишилась смысла, жизнь опустошилась. Горькую книгу оставил нам Лермонтов. Мы расстались с Печориным в «Фаталисте» в ту минуту, когда он победил смерть. Но еще до «Тамани» мы узнали, что Печорин умер — «на дороге», как и предсказывал Максиму Максимычу. Пушкин расстался с Оне­гиным, оставив и ему, и читателю надежду. Роман Лермонтова безнадежен. Герой умер.

Но вопрос о том, какую роль играет литературное произведе­ние в жизни, но всегда разрешается просто. В «Думе» Лермон­тов писал о своем поколении:

Толпой угрюмою и скоро позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа. Не броенпшп векам ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда.

И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, Потомок оскорбит презрительным стихом, Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом.

Лермонтов ошибался: его поколение внесло свой вклад в историю России; потомкам не за что презирать это поколение. Есть эпохи, когда быть честным — только быть честным, только не делать подлостей — уже поступок, и эпоха Лермонтова была такой. То, что Печорин — громадных душевных сил человек — тратит эти силы на роман с княжной Мери, на похищение Бэлы, на единоборство с жалким Грушницким, а но на прислуживаньо графу Уварову и не па восхождение по служебной лестнице,— это и есть главный поступок героя своего времени.

Защищая Печорина от критиков, разделявших мнение царя, Белинский писал: «Вы предаете его анафеме не за пороки,— в вас нх больше, и в вас они чернее и позорнее,— но за ту смелую свободу, за ту желчную откровенность, с которой он говорит о них... В этом человеке есть сила духа и могущество воли, кото­рых в вас нет, в самых пороках его проблескивает что-то вели­кое... Ему другое назначение, другой путь, чем вам. Его стра­сти — бури, очищающие сферу духа; его заблуждения, как ни страшны они, острые болезни в молодом теле, укрепляющие его на долгую и здоровую жизнь...»

Долгая и здоровая жизнь Печорина состоялась. Он умер на страницах романа, но многих и многих молодых людей он заста­вил задуматься о своей жизни, понять ее, искать выхода...

Николай I хорошо понял, какую опасную для его империи книгу он прочел на пароходе, мучая кошками Бенкендорфа. В письме к императрице он писал: «Счастливый путь, г. Лермон­тов, пусть он, если это возможно, прочистит себе голову...» — эти слова относились к последней ссылке на Кавказ, где Лермонтов погиб. И все-таки он победил императора. Даже в мелочи по­бедил: узнав о смерти Лермонтова у себя во дворце, в кругу семьи, за чайным столом, царь произнес знаменитую кощун­ственную фразу: «Собаке собачья смерть!» — и увидел, что даже его собственная сестра возмущена. Выйдя к придворным, Нико­лай вынужден был выразиться иначе: «Господа, получено изве­стие, что тог, кто мог заменить нам Пушкина, убит».