Фрэнсис Веллман - Искусство допроса. Как добиться признания вины?

Незадолго до дня казни Твитчелл пожаловался тюремным властям, что шрифт в тюремной Библии был слишком мелким, и попросил, чтобы его другу-аптекарю позволили принести ему Библию с более крупным шрифтом. Друг пропитал несколько страниц Библии двухлористой ртутью. Твитчел скомкал эти страницы в шарики и проглотил, запив водой. Смерть наступила почти мгновенно.

В своей книге «Жизнь доктора Джонсона» Босвелл описывает детали своей первой встречи с доктором Джонсоном, с которым он очень давно хотел увидеться и поговорить. В конце концов они случайно пересеклись в доме у некоего мистера Дейвиса. 24

Мистер Артур Мерфи в своем «Эссе о жизни и гениальности доктора Джонсона» тоже приводит описание первой встречи Босвелла с Джонсоном. Мистер Босвелл сказал следующее об описании этого события мистером Мерфи: «Мистер Мерфи приводит описание моей первой встречи с доктором Джонсоном, которое значительно отличается от моего, и я уверен, что это не сознательная ошибка, а его память, тридцать лет спустя, его подвела, и он считает, что присутствовал при событиях, о которых он, скорее всего, впоследствии узнал от других. В моих записках, сделанных в тот же день, где я упомянул все важные детали произошедшего, этот джентльмен не упоминается, а я уверен, что я не забыл бы упомянуть человека, настолько известного в литературных кругах. Легко представить, что моя первая беседа с доктором Джонсоном, как и все ее детали, произвела на меня сильное впечатление, и была бы записана с особым вниманием.

Журналист «Квартального ревю», описывая тот же случай, сказал: «Мистер Артур Мерфи опубликовал ошибочное описание знакомства Босвелла с доктором Джонсоном, сказав, что он при нем присутствовал. Яркие воспоминания Босвелла об этом столь знаменательном дне и его записки, сделанные в то время, показывают, что Мерфи ошибся, и во время этого события он не присутствовал. Мерфи не стал пытаться это оспорить. Как предположил Босвелл, Мерфи несомненно слышал о подробностях того дня в течение тридцати лет и в конце концов вообразил, что и сам там был. Его добросовестность не подлежит сомнению, и то, что он настолько ошибся, может послужить незабываемым примером подверженности ошибкам, свойственной показаниям, и чрезвычайных сложностей, с которыми мы сталкиваемся в поисках правды». 25

Быть может, самое трудно уловимое и часто встречающееся из всех «заблуждений в показаниях» происходит от подсознательной предвзятости. Редко можно встретить свидетеля в суде, который настолько честен и справедлив, что может дать одинаково полные и полезные показания для обеих сторон.

Наша склонность, присущая всем нам, принимать все требования одной из сторон, как только мы приняли ее как «нашу» сторону, поистине потрясает. Надев форму полицейского или солдата даже на извращенного человека, вы делаете его хранителем закона и порядка.

Свидетели в суде почти всегда благосклонны к той стороне, которая их вызвала, и это чувство побуждает их скрывать некоторые факты и приукрашивать другие, которые, по их мнению, могут нанести ущерб стороне, для которой они дают показания. Эта приверженность на свидетельской трибуне губительна для беспристрастных показаний, а когда мы добавляем к приверженности свидетеля схожее отношение адвоката, ведущего допрос, то очень легко создать показания, сильно отличающиеся от правды. Часто это делается чрезмерно усердными адвокатами, которые задают наводящие вопросы или совмещают два вопроса в один, где второй намного проще первого, что приводит к тому, что свидетель отвечает «да» на оба, создавая совершенно неверное впечатление.

Что это за часть человеческого характера, неизменно заставляющая людей выбирать сторону, когда они приходят в суд? Во-первых, свидетели часто чувствуют, что приглашение стать свидетелем – своего рода комплимент, исходящий из того, что сторона, пригласившая их для доказательства определенных фактов, им доверяет. Человеческой природе свойственно попытаться оправдать это доверие. Это чувство зарождается в свидетеле на подсознательном уровне и обычно не настолько сильно, чтобы привести к настоящему лжесвидетельству, но является достаточной причиной для того, чтобы свидетель подсознательно преуменьшил важность некоторых фактов, или представил их в другом свете с определенной целью, или добавил чуть-чуть в одном месте и убавил в другом, но все это вместе приводит к тому, что смысл данных показаний совершенно меняется.

Многие, сидя на свидетельской трибуне, чувствуют в себе силу склонить вердикт в ту или иную сторону и не могут отказать себе в этом и стать «прекрасным свидетелем» для их стороны. Я говорю «их стороны», потому что сторона, для которой они дают показания, становится «их стороной», как только они выходят на трибуну, и они инстинктивно хотят, чтобы эта сторона выиграла, даже если в остальном они совершенно лишены интереса в исходе дела.

Для человека характерно сильно болеть за одну из сторон в соревновании, будь это война, лодочные гонки, спорт или судебный процесс. Это желание выиграть редко не окрашивает показания свидетеля и не создает заблуждения и выводы, навязанные чувствами свидетеля, а не его разумом или бесстрастным наблюдением.

Многие свидетели предстают перед судом, не зная, почему их вызвали давать те или иные показания, но когда они узнают, что из них пытаются выудить заявления, которые могут нанести ущерб стороне, которая их вызвала, они вдруг начинают бояться оказаться предателями или подвести вызвавшую их сторону и тотчас же под-сознательно становятся предвзятыми и позволяют этим эмоциям окрасить или изменить их показания.

Есть еще один тип людей, которые готовы стать свидетелями, только если они думают, что по отношению к одной из сторон произошла ужасная несправедливость, и свидетельствование для обиженной стороны кажется им торжеством справедливости. Такие свидетели дают волю чувствам, выступая на стороне справедливости, и, симпатизируя одной из сторон, они окрашивают свои показания так же, как и в случаях, описанных выше.

Самые яркие примеры предвзятости часто встречаются в делах адмиралтейства, когда судебный процесс рассматривает дела о столкновении двух кораблей. Почти всегда экипаж одного корабля хором даст показания против экипажа второго, и, что еще более важно, пассажиры с обоих кораблей тоже почти неизменно поддержат экипаж корабля, на котором они плыли.

В чуть меньшей степени то же самое происходит и в обыкновенных делах по нанесению ущерба, выдвинутых против трамвайных компаний. После несчастного случая пассажиры трамвая склонны встать на сторону работников компании, которые находились в их трамвае, тогда как истец, получивший увечья, и друзья или родственники, ехавшие с ним, неизбежно придут в суд давать показания против трамвайной компании.