Грейс Лин - Когда море стало серебряным

Госпожа Мэн облегчённо вздохнула, радуясь передышке, Пиньмэй и Ишань выжидательно смотрели на Янну.

– Мы сейчас в Длинной Галерее, – начала Янна объяснять медленно и чётко, словно малым детям. – Она делит дворцовый сад на две половины – граница между ними, правда, получается волнистая, но всё же их две.

– По-моему, это и так ясно. – Хотя Ишань и тяжело дышал, к нему уже вернулась обычная насмешливость. Пиньмэй толкнула его локтем в бок.

– Это – восточная сторона, – продолжала Янна, словно не услышав Ишаня, и показала налево. – А это – западная, – и она махнула рукой направо.

Пиньмэй проследила за её рукой. Между правой и левой сторонами сада она не обнаружила особой разницы.

– И что? – спросил Ишань.

– А то, что, когда император здесь, всем строго-настрого запрещено находиться к западу от Длинной Галереи, – сказала Янна, для верности возвысив голос. – Ни за что, никогда не переходите на западную сторону.

– Но почему? – продолжал допытываться Ишань. – Что случится, если перейти?

– Что случится? – фыркнула Янна. – Вас убьют, только и всего! Император провозгласил: если в то время, когда он находится здесь, на западной стороне будет обнаружен хоть один человек, то и сам этот человек, и его семья будут преданы смерти. Так что не пересекайте эту линию. Теперь поняли?

Пиньмэй снова посмотрела на западную сторону. Сад справа от них был укрыт толстым слоем снега, блестевшего на морозе, точно алмазы, однако в этом зрелище не было ничего необычного.

– Нет, я не поняла, – сказала госпожа Мэн, недоумённо нахмурившись. – Западная сторона, восточная… Какая разница? Почему это так важно?

– Потому что это важно для императора, – отрезала Янна и повернулась, чтобы вести их дальше. – И пока он здесь, всё остальное неважно.

Ишань спрашивал что-то ещё, но Янна делала вид, что не слышит, и неслась вперёд, хотя уже и не так стремительно, как раньше. Зато мысли Пиньмэй по-прежнему мчались наперегонки. Восточная сторона, западная сторона… Что всё это значит? И не связано ли это с Амой? Если Ама и вправду здесь, как им её разыскать? Пиньмэй подняла взгляд, пытаясь отвлечься и успокоиться.

И тут она заметила, что потолки и балки Длинной Галереи расписаны сотнями картин – сцен из разных историй. Вот Лунный Старец со своим мешочком, полным красных нитей судьбы, вот Дух Горы крепко держит луну… Пиньмэй узнавала их всех.

Янна проследила за её взглядом.

– В Длинной Галерее, – сказала она, – можно увидеть все самые главные легенды. Говорят, новая картина появляется здесь ещё до того, как произойдет сама история!

– Что же это за волшебство? – восхитилась госпожа Мэн, разглядывая потолок.

– Уж не знаю, верить или нет, – сказала Янна, жестом поторапливая их, – но говорят, что все эти картины написал больше сотни лет назад один великий живописец, мастер Чэнь. И что у него была волшебная то ли кисть, то ли тушечница… или что-то вроде того. А однажды он даже нарисовал дракона так похоже, что тот ожил!

– И этот дракон небось тоже тут есть? – поддел её Ишань.

– Да, – шепнула Пиньмэй. Она ещё раньше заметила картину, на которой красный дракон взлетал с белого листа бумаги.

– Может, да, а может, и нет, – ответила Янна, не расслышав тихого голоса Пиньмэй. – Чтобы разобраться, кто да что тут есть, надо знать тысячи тысяч историй. Я эти картины каждый день вижу, а ни одной не узнаю́.

– Ни одной? – голос Пиньмэй от изумления прозвучал громче, чем ей хотелось бы.

Ишань ухмыльнулся.

– Спорим, Пиньмэй знает все эти тысячи тысяч историй? – сказал он.

Янна обернулась к Пиньмэй, которая наверняка покраснела бы от смущения, если бы её щёки и так не были пунцовыми от мороза.

– Это правда? – спросила Янна.

Пиньмэй робко кивнула.

Янна остановилась.

– Можем отдохнуть ещё чутóк, – сказала она и, взмахом руки указав на одну из картин на потолочной балке, спросила у Пиньмэй: – А эту знаешь?

Опять повалил снег; снежинки залетали под навес галереи, исчерчивая пространство серебряными нитями. Однако Пиньмэй без труда разглядела картину. На ней были изображены маленькая девочка и её родители. Все трое стояли перед князем, в руках у девочки была большая прозрачная чаша, а в ней – золотая рыбка, и рыбка эта улыбалась.

– Это история о девочке, которая наполнила радостью сердце князя, – сказала Пиньмэй.

– Придётся тебе рассказать её нам, – сказала Янна с лукавой улыбкой. Эта улыбка так ей шла, что Пиньмэй догадалась: вся серьёзность Янны напускная и даётся девушке ох как нелегко. – Сумеешь?

– Конечно сумеет, – заверил Ишань, и госпожа Мэн кивнула в знак согласия.

Все трое смотрели на Пиньмэй: Янна – недоверчиво, госпожа Мэн – подбадривающе, Ишань – с вызовом. Пиньмэй поколебалась. Потом потрогала пальцем твёрдый и гладкий браслет Амы у себя на запястье. Потом глубоко вдохнула, а когда выдохнула, изо рта у неё вырвалось облачко пара, извивающееся, как хвост дракона, и растаяло в воздухе. И Пиньмэй повела свой рассказ.

Когда первый князь Города Яркого Лунного Света пришёл к власти, люди не питали добрых чувств к новому правителю. Предыдущий измучил их непомерными налогами и жестокими карами, и никто уже не смел надеяться на лучшее. Поэтому, когда прошёл слух, что новый князь собирается проехаться по окрестностям, все затрепетали.

– Хочет поглядеть, не поднять ли нам ещё налоги! – стонала одна женщина.

– Он подгребёт под себя всё, что увидит! – вторила ей другая.

Жители в панике кинулись прятать всё самое ценное. Золотые слитки, палочки для еды, выточенные из слоновой кости, даже боевые сверчки – всё это было отправлено в тайники, в самые укромные места. Всё, что было дорого и мило сердцу, убирали с глаз долой.

У одной девочки было необычное сокровище. Это была рыбка. Но не простая рыбка, а рыбка сказочной красоты, серебристая, как луна, и жизнерадостная, как бабочка весной. Девочка говорила, что нашла её в мусорной куче у богатого дома, когда однажды была в большом городе, но никто ей не верил. И даже когда она показывала на тоненький шрам на плавнике у рыбки и говорила, что сама зашила ей рану, родители велели ей не нести чуши.

Так или иначе, рыбку любила и обожала вся деревня. Все от мала до велика, от карапуза, едва научившегося ходить, до самого согбенного и ворчливого старца, каждый день приходили полюбоваться ею.

– Ах уж эта твоя рыбка, – говорила мама девочки, с улыбкой качая головой. – Она наполняет сердце радостью.