Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

Конечно, мне было приятно их участие. Но я понимал, что все это только слова. Настроение у меня было почти отчаянное.

Придя домой, я никому ничего не сказал и сразу прошел в свою комнату.

Я думал только об одном: о деньгах на обратный билет. Где бы их раздобыть? Попросить у Леонида Петровича — стыдно. Да он может и отказать. Даже наверняка откажет. И как раз в эту минуту в комнату вошел аталык.

— Давай-ка поговорим, Ахмед, — сказал он.

Никакого желания «поговорить» у меня не было.

— Я хочу домой, в Кожеж.

— Чего ты испугался? Лишнего года в школе, что ли?

— А вы уже знаете?..

— Да. И считаю это верным. Потеряешь год, зато приобретешь прочные знания, и, в сущности, никакой потери не будет… Да, кстати, как ты думаешь: в каком возрасте начал учиться твой отец? В двадцать лет! И Кургоко Батырович даже не в школе учился, а у казака из соседней станицы. Днем батрачил, а вечером его обучал грамоте и арифметике простой казак — крестьянин. И ничего, не стыдно было! Не стыдно было и мне, когда с твоим отцом создавали в Нальчике кабардино-балкарский музей, запрягались в старинную арбу или просто тащили на плечах допотопную соху, а вслед нам смеялись: «Сказки собирают, всякий хлам тащат! И радуются, как дети!»

Леонид Петрович подошел к книжной полке, взял оттуда книгу «Золотые крупинки» и сказал:

— Если бы тогда отец твой поддался ложному стыду, не было бы этого. Понимаешь?

Леонид Петрович всегда говорил со мной ласково и мягко, но сегодня голос его был тверд. И я понял: нет, не даст он мне денег на билет, не даст…

Анну Сергеевну до глубины души огорчают мои провалы в учебе. Чего только она не делала, чтобы преодолеть мое «кризисное состояние», мою грусть и замкнутость!

Однажды, когда мы с Вовкой-конопатым, как обычно, сидели в моей комнате, она вошла и торжественно объявила:

— Вашу дружбу, мальчики, закрепим посещением театра! — и положила на стол три билета.

Я еще ни разу не был в театре, но мне никуда не хотелось идти. На кончике языка уже повисли слова: «Не пойду, не хочу».

— Ахмед, что случилось? Разве тебе не хочется в театр?

У Вовки загорелись глаза, и он воскликнул:

— Пойдем, обязательно пойдем! Собирайся, Ахмед!

…И вот мы в театре. Огромный зал, который Анна Сергеевна называет «фойе», поразил меня.

В этом самом фойе можно разместить несколько кожежских домов. Большие люстры со множеством лампочек излучают столько света, что его хватило бы на освещение пятидесяти домов в нашем селении. Из плюшевых гардин, которые висят на окнах, получился бы занавес для сцены нашего клуба. А на стенах — картины и множество фотографий красивых мужчин и женщин. Одни задумчивы, другие так приятно улыбаются, будто готовы расцеловать вас.

— Это артисты театра, — поясняет Анна Сергеевна.

Вот это театр! Не то, что наш клуб в Кожеже.

Ребят полным-полно. Они все веселые, но ведут себя достойно. Не видно потасовок, не слышно перебранки, как это бывает в нашем клубе, когда там кино.

Начался спектакль.

На сцене мальчик. Он что-то увлеченно пишет. Анна Сергеевна шепчет мне на ухо:

— Этот мальчик очень любит свой народ, свою родину. Он решил прочесть книги всех великих писателей, изучить историю Кабарды и написать о ее народе роман вроде «Тихого Дона». — Она еще ниже и доверительнее склоняется ко мне. — Вот и ты должен быть таким. Понимаешь?

Спектакль был очень интересный. Мне казалось, что я не в театре, а вижу настоящую жизнь, что вот этого Ахмета я уже встречал раньше, не здесь, а в наших местах.

На обратном пути каждый по-своему переживал виденное и слышанное.

«А не стать ли мне артистом?» — подумал я. Вспомнил и актера Залимгерия, сына нашего соседа Мишакуя. Я представил себе, как зрители, повскакав с мест, аплодируют мне, кричат: «Браво, Ахмед, браво!..»

Все мои думы теперь были поглощены этой новой идеей, и я шел домой в отличном настроении. Мне хотелось иметь свой план жизни: если я составлю его хорошо, то я также сумею совершить героический подвиг, как и Ахмет, которого я видел в театре.

Взрослым хорошо: захотят уехать — уедут, захотят работать — поступят на работу… А тут — ничего без старших не сделаешь. Попробуй не послушаться — поднимется такая буря!..

В этом я убедился, получив два письма сразу — от дисы и от Герандоко.

Нет, не советовали они мне бесславно возвращаться в Кожеж. Диса писала:

«Если приедешь, — на порог не пущу. Люди жизнь отдают — только бы честь не запятнать!» И это писала моя диса — такая мягкая, сдержанная!.. Значит, действительно так нужно. Ведь у нашего народа честь — намы́с — прежде всего. Вот и сижу, дылда, с малявками. Обидно, ой как обидно мне быть в одном классе с ними… Многие из этих малышей, придя из школы, еще с порога кричат: «Встречайте с пятеркой!» А я и тут, в шестом классе, по-русскому получаю пока что одни тройки.

Правда, мои друзья Вовка и Сережка утверждают, что тройка — законная отметка. Но от этого мне не легче.

А все-таки они молодцы, ребята из моего 7-го «Б»! Хотя я теперь всего лишь шестиклассник, они продолжают дружить со мной. Чего только они не придумывают, чтобы я ладил с «ш», «щ», «ь» и оказывал этим буквам должное уважение, а не своевольничал! Заставляют учить наизусть стихи, отрывки из рассказов, а потом читать вслух. Играют со мной в загадки.

Сережа-петушок, влюбленный в военное дело, задает загадки про оружие:

— На горе-горище лежит голенище: в том голенище деготь, леготь и смерть недалеко, — говорит он.

Я должен написать это, прочитать вслух и отгадать загадку. Вовку особенно огорчает мое косноязычие. Поэтому он заставляет меня упражняться главным образом в скороговорках.

Не очень-то легко произнести быстро и много раз подряд: «Клюет курка крупку, курит турка трубку», или «От топота копыт пыль по полю летит», или «Сыворотка из-под простокваши». Сбился — получай щелчок в лоб. И ходишь как дурак с красным лбом.

Сперва мне доставались одни щелчки. Леонид Петрович видел это, но помалкивал. Однажды он, лукаво посмеиваясь, как бы невзначай проронил:

— Ничего, Ахмед! За одного битого двух небитых дают.

Ума не приложу, как он узнавал про наши игры. Но одно обстоятельство вызвало у меня подозрение в том, что и Леонид Петрович оказался невидимым участником этой затеи. Как-то раз я вернулся домой после большого проигрыша с красными пятнами на лбу. Увидав мой лоб, аталык улыбнулся, но ничего не сказал. А через некоторое время дал мне папку с надписью: «Кабардинские пословицы и загадки».

— Почитай, мой кан, тут много мудрого и занятного.