Светлана Полякова - Княжна

Полина кивнула, и присела на краешек табурета.

— Спасибо, только я просто посижу… Я уже позавтракала…

— Ей Растаман в доме врагов есть запрещает, — фыркнул Хелин. — Вдруг мы ей в молоко яду подмешаем.

И рассмеялся, довольный тем, что Полина от его шутки, словно от удара, голову вжала в плечи и глаза опустила.

— Хелин! — прикрикнул Андрей. — Что ты, в самом деле? Вроде парень взрослый, умный, а ведешь себя, как дитя неразумное!

Неразумное дитя немедленно замолчало, обиженно — не мог Хелин понять, почему Андрей с этой вражиной любезничает! В городе не было человека, который не знал, что нет у Андрея злее врага, чем Растаман — разве что Ариан с ним по злобе сравняться мог, но — Ариан, как идол, так вознесся, что и рукой не достать!

И девка Растаманова ничем не лучше — это она перед ним шелковая, а посмотрел бы, как она по улицам вышагивает в обновках да в драгоценностях — ни дать ни взять гусыня напыщенная! А то, что и обновки ее, и драгоценности — ворованное добро, это ее ни в малой степени не волнует… Словно так и надо!

Он и забыл уже то время, когда сам еду воровал — да то ж еда была, добавил он себе в оправдание. А Растаман ворует, чтобы лучше всех быть, сильнее, потому что в деньгах заключена власть, в цацках, которыми он жену и дочь, как елки, украшает — попытка скрыть их душевное уродство… Разве не это Андрей ему внушал целых два года?

— Сходи-ка лучше за Жрецом, — попросил Андрей. — Пусть колдовать кончает… Есть — оно полезнее, чем к идолам взывать…

Хелин с радостью вскочил с места.

Куда лучше пройтись, чем терпеть многозначительные взгляды маленькой разбойницы!

Стоило только ему исчезнуть за дверью, Андрей дотронулся мягко до Полининой руки, и попросил:

— Не огорчайся, ладно? Юн он еще слишком для чувств… Вот подрастите немного еще, там посмотрим…

Сдвинула Полина брови — как смеет этот холоп разговаривать с ней снисходительно?

— Захочу — он моим будет, — процедила она сквозь зубы, поднимаясь.

— Как это? — тихо рассмеялся Андрей. — Если он не захочет?

— Я прикажу, — пообещала девушка.

— Да разве сердцу прикажешь? — развел руками Андрей. — Ты по другому попытайся — чтобы он тебя полюбил, нежнее будь, да в разговоре не так резка! В любви терпение нужно!

Нет, они не понимают!

В глазах Полины сверкнула ярость.

Ножка сама по себе топнула.

— Моего отца все боятся, — сказала она, обиженно надув губы. — И ваш Хелин тоже скоро перед ним ниц падет — куда он денется?

— Не говори зря, — нахмурился Андрей. — Пока я жив — не будет этого!

Ничего ему не ответила гостья.

Обида была ильнее рассудка — да как смеет этот маленький раб так к ней относиться?

Встала она из-за стола, и выбежала прочь.

Холодный ветер охладил ее разгоряченные щеки, да только разум не мог остудить.

Хелин стоял, смотрел на нее с неприкрытой насмешкой.

Не будешь ты ничьим, только моим, — подумала Полина.

— Уходишь? — поинтересовался несносный мальчишка.

— Ухожу, — бросила Полина. — Больно твой брат любит воспитывать…

И, не выдержала-таки, бросила через плечо:

— Смотри, как бы плохо его страсть к проповедям не закончилась…

Хелин даже ответить ей не успел — так быстро убежала она прочь.

— Что она сказала? — спросил Жрец. — Зло какое нам угрожает?

— Да оно нам век угрожает, — усмехнулся Хелин. — Только и способно это ваше зло угрожать…

Жрец же был напуган.

Не понравились ему последние Полинины слова…

— Допрыгается Андрей с речами своими, — пробормотал он тихонечко, себе под нос, чтобы Хелин не услышал. — Сам в пропасть упадет — и нас за собой потянет!

Но Хелин услышал, обернулся. Смерил старика взглядом, и спросил:

— О чем это ты? Были мы, как псы бездомные, и уже давно пропали б, если бы не подобрал нас Андрей! Неужели ты не помнишь, как в харчевне побирался?

— Да ты послушай меня вначале, потом станешь судить! — топнул ногой жрец. — Слышал сам я — раньше Елена не давала псам своим к нему подступиться… Но теперь он обидел ее, и сильно обидел!

В воображении Хелина тут же возникла этакая выросшая Полина, вздыхающая по красавцу Андрею, и насмешливая улыбка скривила его губы.

— Вон ты про что! История эта не первый год длится — ничего не меняется! Пообижается, побушует, и успокоится… Не сможет она жить без Андрея, и сама прекрасно это знает…

— Да ведь дразнить-то зачем бешеную волчицу! — воскликнул Жрец, всплеснув маленькими морщинистыми руками. — Что он глупости ей говорит? Будто Княжна жива-здорова, и настанет миг, войдет она в Город вся в белом, как богиня! Нет уже два года Княжны — зачем сказкам верить?

— По мне все эти ваши рассказы о Княжне сказки не хуже историй про Черного Истукана, да Светлого Ангела, — рассмеялся Хелин. — Меня вот ругаете за Лунное королевство, а сами верите не знамо чему…

— Не говори так! — испугался старик. — Разве ж про Черного Истукана так можно? А если он тебя сейчас слышит?

— Ага, слышит! Как Андреева Княжна… Придумали все это люди от безнадежности, да чтобы было на кого собственное зло свалить… Не я виноват в том, что ворую, а Черный Истукан… Не я убил, а бесы попутали! Сам человек должен за свои поступки перед Богом отвечать, а ему не хочется! Ариан все и придумал сам, чтобы власть свою укрепить!

— И Княжну? — хитренько прищурился старик. — А ее-то как? В городе есть люди, котрые помнят еще маленькую светловолосую девочку…

— Она-то была, вот только не смогла ее няня уберечь, — вздохнул Хелин. — Сам знаешь — два года как о ней ни слуха, ни духа… Как умерла няня во сне, так девочка-то и пропала!

И замолчал, опасливо смотря на открывшуюся дверь.

Ах, зря он так громко разговаривал! Не хотел Хелин напоминать Андрею о горечи утраты — а Андрей все слышал. Вздохнул, и не сказал ничего.

— Что не идете? Завтрак стынет…

— Андрей, я…

Хелин не договорил. Слишком сильной болью отозвались на его глупые речи Андреевы глаза.

— Пойдем, — тихо сказал Андрей. — А про княжну не говори… Жива она, я сердцем чую! И волки ее не тронут, а деревья защитят… Не видел ты солнышко наше, поэтому и понять не можешь!

Хотел Андрей еще что-то добавить, но только рукой взмахнул — и вышел прочь.

— Едут!

Едва заслышав этот клич, горожане привычно прятались в дома, а кто не успевал — падал на землю, склонившись до земли — не приведи Господь, мелькнет в глазах страх, и вспыхнет на самом дне их ненависть!

Не сносить тогда головы несчастному…

А как любить ту, что проезжает по городу в повозке, украшенной сапфирами? Сама-то на лошадях, а их кони все повыведены…

Как любить ту, что у детей последние крохи отбирает в казну свою? Как любить ту, что спряталась за разбойничьи спины, да их ятаганами угрожает?