Светлана Полякова - Княжна

— Нет больше проклятого Крысолова!

Судья шел, горделиво улыбаясь, и кланялся направо и налево, как китайский болван.

Анна невольно отпрянула в тень: ей не хотелось встречаться с ним.

— Дать награду лучнику! — распорядился Судья. — А ты, девочка, немедленно отдай мне эту гадость, что у тебя в руке.

Девочка нахмурилась и прижала к себе флейту, зажатую в руке.

— Отдай! — повторил Судья, грозно нахмурив брови.

Она только покачала головой, смотря на него исподлобья.

Зосима поднял ее на руки.

— Зачем вы это сделали, Судья? — тихо спросил он. — Крысолов ведь спас нашу девочку…

— Как ты смеешь говорить такие глупости! — нахмурился Судья. — Это я спас детей. Это я спас твою девочку… Это благодаря мне вернулись дети…

Он еще долго говорил, но Анне не хотелось слушать. Она развернулась и пошла прочь, не обращая внимания на то, что ее звали и Зосима, и его жена…

Она смотрела в небо, и ей казалось, что там и в самом деле летит одинокая птица, белая, как облако, и прекрасная, как Ангел…

— Прощай, Крысолов, — прошептала она. — Даст Бог, скоро встретимся еще…

— Прощай, Анна, — услышала она тихий ответ. — Встретимся, но не так скоро, как ты думаешь…

И Анна поверила снова, что Крысолов теперь стал птицей, и, значит, он действительно выполнил то, зачем приходил на эту землю.

А я? — подумала она грустно. — Я выполнила?

И призналась себе, что еще не знает ответа на этот вопрос…

Анна чувствовала себя бесконечно уставшей. Нет, совсем не потому, что ноги были тяжелыми-тяжелыми, и очень хотелось опуститься на землю и не идти никуда, остановиться, и пусть все будет так же, как было… Она устала от людей. Почему-то ей вспоминались Болотные Королевы, Король, а не Кика… Ей вспоминался Судья и толпа, верящая каждому его слову и понимающая при этом, что слова его лживы… Ах, как же она устала!

Может быть, они и не хотят увидеть Светлого Ангела, — рассуждала она сама с собой. — Может быть, им удобнее так жить? Конечно, я не могу их понять, потому что это так глупо — верить лжи, любить болото, и принимать желаемое за действительное! Но если им это нравится, им так удобнее? Может быть, это я не права, а они — правы?

Она вдруг остановилась и посмотрела в небо.

— Да нет же, — топнула она ногой. — Просто есть две правды: одна принадлежит Богу, а вторая — Князю. И я не хочу, чтобы Князь мной управлял! А люди…

Она махнула рукой.

— Есть же, в конце концов, такие, которые кричат, что истина в вине, — прошептала она. — Из этого совсем не следует, что они правы и нам всем надо начать пить их вино! И — даже если я буду совсем одна, я все равно не хочу быть с этим противным Князем! Они же все его не видели, а я видела! И поэтому я знаю — Бог лучше…

И — вот странно! — она вспомнила, что уже очень давно не молилась и сказала себе:

— Чего же ты хотела, глупенькая княжна? Поэтому твой путь назад был даже труднее, чем путь к Истукану…

Она встала на колени и посмотрела в небо.

— Господи, — тихонечко прошептала она. — Я знаю, что моя просьба может быть грешной… Но все-таки я рискну Тебя попросить об одолжении. Возьми к себе Крысолова. И возьми к себе Марго, Виктора и Каната. Они были мне верны, и я не думаю, что Ты предпочтешь им, например, Судью или Болотных Королев только на том основании, что Судья и Болотные Королевы имеют человеческий облик, а мои бедные друзья были животными… Они умели любить, Господи, и, значит, обладали душой! А еще, Господи, я прошу Тебя, убереги Хелина от ошибок! Ты же знаешь, Господи, что он молодой и глупенький, мало ли что придет ему в голову? Пошли нам терпения и мужества, и еще силы все переносить с улыбкой, и благодарить Тебя…

Она вздохнула и продолжила:

— За все, даже если мы думаем, что нет ничего на свете хуже лишений и бед, которые нас окружают! Ведь все это ниспослано Тобой, и мы должны воспринимать это как Твой дар… Вручаю себя святой Твоей воле — твори со мной, как захочешь… Если хочешь иметь меня в свете, будь благословен. Если отверзешь мне милосердия Твоего двери — добро и благо, если затворишь мне двери милосердия Твоего, благословен, Господи, затворивший мне по правде! Как хочешь, Господи, так и устрой!

Она замолчала.

Где-то недалеко пели птицы, и солнце ласкало ей лоб и щеки, а в глазах блестели слезы.

Она почувствовала, как ей стало спокойно и хорошо: кто-то дотронулся до ее щеки, кто-то невидимый и ласковый, как весенний ветерок…

Она поднялась с колен.

— Молиться хорошо, — сказала она, но надо идти…

Она посмотрела вдаль, и сердце ее радостно забилось.

— Лес! — выдохнула она. — Мой лес!!!

Она теперь не шла — бежала, летела, забыв про усталость, точно у нее выросли маленькие, прозрачные крылья.

Мой лес, — билось ее сердечко радостно. Птицы пели теперь громче, и солнце светило ярче…

Сейчас я увижу Отшельника, — думала она, пройдя через гать, и оказавшись наконец в лесу. — Сейчас я его увижу… О, нет, конечно, мне надо еще идти и идти, но ведь я теперь пойду по своему милому лесу…!

Она снова остановилась и вдохнула в себя родной аромат свежести, закрыв глаза…

Словно она отсюда и не уходила…

Она дотрагивалась до деревьев и плакала, иногда от радости, а иногда подступала к горлу тоска: отсюда они ушли впятером. Но вернулась только она одна…

Она видела их сейчас, как живых, своих друзей, и ей казалось, что это так и есть: в каждом деревце живет частичка их души. И она достала ладанку, поцеловала ее и щепотками насыпала земли, чтобы они были теперь тут всегда, точно так же, как и в ее сердце для них всегда найдется место…

Радость и печаль всегда идут рядом, и что же удивительного было в том, что Анна грустила? Ведь ее радость возвращения домой некому было разделить с ней!

Солнце уже начало клониться к закату, когда Анна дошла до той полянки, где провела столько дней своего детства.

Она приостановилась, чтобы сердечко не разорвалось от радости.

Постояла несколько мгновений, закрыв глаза, представляя себе грядущую встречу с Отшельником, и улыбнулась от предвкушения счастья.

Потом вышла на поляну и позвала:

— Дедушка, я вернулась!

Никто ей не ответил.

В лесу по-прежнему царила тишина и покой.

Анна огляделась и снова крикнула:

— Дедушка!

И вздрогнула, сделав шаг туда, где еще недавно была пещерка.

Потому что теперь там ничего не было!

Поляна была пуста.

Там, где раньше — и Анна была готова поклясться в этом! — была их пещерка, теперь росли густые заросли шиповника.

— Дедушка, — прошептала Анна едва слышно и подняла глаза к небу, ставшему теперь темно-синим. — Как же так?

Она стояла, оглушенная, подавленная и не могла двинуться с места. Где-то в глубине души ей казалось, что это только сон, дурной сон — сейчас она проснется, и все встанет на свои места…