Светлана Полякова - Княжна

Даже из-под меховой оторочки на шапке, почти скрывающей скуластое лицо, Хелин приметил страх в узких щелочках глаз.

— Ох, глупый мальчик, какой глупый! — тихонечко запричитал старик за спиной тоненьким голосом. — Даже Жрец не связывается с Растаманом! Он тебя убьет, убьет…

— Ты унизил меня, холоп, — тихо и внятно произнес Хелин, глядя в глаза обидчику. — Я не люблю, когда меня унижают!

Ярость прогнала страх.

Хелин вдруг почувствовал, что ему все равно. Даже если он сейчас погибнет — он сделает это как человек, а не как шакал.

— Вот ведь как, — не унимался за его спиной старик. — Пойдешь перекусить — и что же?

— Замолчи, — приказал Растаман, поднимаясь с места. — От твоих стонов тошно…

Теперь он приблизился к мальчику, и Хелин с удивлением обнаружил, что этот грозный Растаман невелик ростом. Более того — Хелин назвал бы его щуплым, и теперь окончательно понял, на кого он похож.

На крысу.

Даже высокая меховая шапка показалась ему сейчас крысиным мехом.

— Я ведь убью тебя, — ухмыльнулся разбойник. — Или ты не знаешь, что мне перечить нельзя? Даже Великая не решается спорить с Растаманом…

— Я не Великая, — ответил Хелин. — А убить меня ты можешь, не спорю… Только лучше умереть, чем жить так…

— Как? — прошипел Растаман.

— Как КРЫСА в норе, — усмехнулся Хелин.

Словно угадал!

Растаман тут же сжал побелевшими пальцами кинжал, и из глаз-щелочек полыхнули черные молнии.

— Как ты сказал? Кры-са? — зловеще прошептал он.

Даже разбойники притихли, словно и в самом деле не было на свете ничего страшнее Растаманова гнева.

Только старик за спиной всхлипывал, сжавшись в углу, и закрыв голову, словно это его сейчас ударит Растаман кинжалом…

— Что же ты, только и можешь воевать с безоружными мальчишками? — раздался за спиной Хелина насмешливый голос.

На плечо легла тяжелая рука.

Хелин обернулся.

За его спиной стоял молодой светловолосый мужчина, высокий, как исполин, и широкий в плечах.

Рядом с ним Растаман окончательно потерялся, съежился, и только глаза сверкали лютой злобой.

Ну, вылитая крыса! — подумалось Хелину.

— Если ты хочешь боя, Растаман, я сражусь с тобой, — спокойно ответил вошедший. — Но я думаю, ты боишься меня… Ты только неоперившихся птенцов горазд задирать…

— На твоем месте я бы поостерегся, — прошипел Растаман.

— Чего мне стеречься? Тебя? Или твоих псов? Зачем вы собак обидели? Куда больше похожи вы на шакалов, или на крыс…

Словно нарочно задирал светловолосый великан Растамана!

Усмехнувшись, повернулся спиной, и сказал Хелину:

— Пошли… Найду чем тебя покормить. Растаман сам на хлебах, вот и ведет себя подобно рабу… Холоп всегда останется холопом!

Растаман снова замахнуся кинжалом, но вдруг остановился. Нехорошая улыбка раздвинула его тонкие губы, и он пробормотал:

— Я подожду… Придет твой час, Андрей! Страшный он будет для тебя. Нет, от моего кинжала твоя гибель будет слишком легкой. Я подожду…

Огонь уютно горел в печи, на столе стоял свежевыпеченный хлеб, да кувшин козьего молока…

Анна задумчиво смотрела на огонь, поглаживая кошку, свернувшуюся клубочком на ее коленях.

Ах, как танцевали огоньки, и звали Анну с собой — топнуть ножкой и пуститься с ними в пляс!

Анне казалось, что она слышит музыку — и сами огоньки вдруг обрели форму, как крошечные эльфы с крылышками, водили хоровод… Вот самый крошечный с дудочкой вышел в центр круга, и — огненные эльфы притихли, угомонились… Музыка зазвучала грустная, и Анне стало грустно, но — и хорошо… Почему все красивое всегда печально? — подумала она. И посмотрела за окно, где ночная метель кружилась по лесу.

— Скучно тебе, Аннушка? — появилась на пороге няня.

— Нет, — покачала головой девочка. — Разве может быть скучно, когда вокруг — чудеса?

— Тебе бы с детьми играть, — вздохнула няня, гладя нежно белую головенку девочки.

Анна посмотрела на кошку, потом на огоньки, которые при появлении няня притихли, присмирели, как непослушные дети… Разве с ними скучнее, чем с детьми?

— Нет, няня, мне с деревьями да с животными интереснее, — ответила девочка. — Вот взгляни сама — снежинки, как бабочки белокрылые летают… А в печи огоньки до твоего прихода так танцевали, чтои мне хотелось с ними! С моей Марго можно обо всем поговорить — она все поймет! Дуб старый мне сказки рассказывает. А дети…

Они другие. Я бы, няня, навеки в лесу осталась — хорошо тут, и спокойно!

— Да что же тебе дети сделали? — насупилась няня. — Или ты думааешь, глупая, что только ты с чудесами знаешься?

— А то ты не помнишь, няня, как надо мной дочка Растамана потешалась, — тихо сказала Анна. — Говорила, что я глупая…

— Ну, ты всех детей с Растамановой дочкой не сравнивай, — проговорила няня. — У этой породы только золото чудом считается… Другие дети бывают. Люди — то разные… Есть Растаман, а есть и мой Андрей… Есть Ариан, и был твой отец. Если бы все были одинаковые, жизнь на сон бы походила…

— На хороший сон, — улыбнулась девочка. — Не было бы Растамана — вот здорово было бы!

— Не сам по себе он таким стал! Просто жил среди разбойников с малолетства, вот и набрался от них жадности, зависти да злобы… Все ему казалось, что кто-то живет лучше, вот и сам не заметил, как душу свою потерял! Горе человеку, который без нее живет. Его пожалеть надо…

— Ня-ня! Как же душегуба жалеть? Тебя послушать — так меня жалеть не надо, а Растамана — надо?!

— А что тебя жалеть? Ты вон с деревьями подружилась, с огоньками разговаривать умеешь, вьюга — и та у тебя в подружках ходит! — рассмеялась добродушно няня. — Даже и не узнаешь, даст Бог, как выглядит одиночество! Ну, все, егоза, спать пора…

— Нет, няня, — взмолилась Анна. — Так говорим хорошо, и огонбки спать не ложатся — только мне надо в постель!

— А я и огонькам сейчас прикажу, — строго сказала няня. — Вмиг по кроваткам разбегутся, разбойники… Ишь вздумали — мою княжну ночью развлекать, да непослушанию обучать! Вот не уляжетесь — оболью вас водой!

— Огонечки, миленькие, ложитесь, — горячо зашептала Анна. — Завтра увидимся, разлука у нас не долга…

Немедленно потухли маленькие эльфы, сложили крылышки, и заснули, как дети малые.

— Вот и славно, — улыбнулась няня. — Если они меня слушаются, то и тебе, стрекоза, тоже положено…

Анна ничего не сказала, только вздохнула коротко, да улыбнулась.

Нет уж, няня, они меня послушались, — подумала она, послушно поднимаясь со скамеечки. — Любовь сильнее, чем угрозы…

Да и глаза ее не слушались — так и норовили закрыться, прямо на ходу. Представила себе Аннушка эту картину — она идет, а глаза спят, и куда идет, саама не знает, — и расхохоталась, не выдержала.