Юлия Кузнецова - Первая работа. Испания

Море мягкое, почти невесомое, как ветер. Где-то рядом молча плещется Бенисьо. Кто-то вдалеке брызгается и смеётся, но мне не до шуток. Меня охватывает торжественная серьёзность. Я карабкаюсь по спящему великану. Я хочу осмотреть с его высоты окрестности… Но всё, что я могу увидеть, — это я сама, крошечная точка, песчинка в тёмном море, в большом мире.

У меня перехватывает дыхание. Я осталась наедине с собой в окружении мягкой дышащей мглы, я хочу заглянуть внутрь себя, чтобы понять: «Кто же я такая? Зачем живу?»

Тут ночную тишину прорезал стрекот мотора. Где-то неподалёку завели лодку. Всплеск, ещё один… Откуда-то сбоку вдруг взлетела волна и укрыла меня под собой. Я хотела крикнуть, но в рот хлынула горькая морская вода. От ужаса окаменели руки и ноги, я не могла шевельнуть ими, а за волной шла ещё одна, и ещё, и ещё…

Вдруг — резкая боль в плече. Бенисьо выхватил меня из волны, едва не вывернув руку, прижал к себе и тут же оттолкнул, поставил на ноги. Неужели дно?! Да, тут неглубоко, но всё-таки с каким ужасом бьётся сердце, как страшно, невыносимо страшно!..

Слёзы льются рекой, смешиваются с морской водой, и волны уносят их прочь.

— Как хорошо, — шепчу я, зажмурившись, — как хорошо, что ты рядом…

Плохо помню ту неделю. Вспоминаю — и в голове сумбур, какие-то обрывки. Помню огорчённое лицо Кевина. У него оказалась очень плохая память! Вроде пустяк. Но Исабель требовала, чтобы во время сценки, неважно, монолога или диалога, никто не подглядывал в записи. «Нужно сжиться со словами, — объяснила она, — сделать так, чтоб они стали вашими, родными». В общем, она тратила много времени на Кевина и на Алекса с Кико, а обо мне как будто забыла.

Я не знала, радоваться этому или огорчаться. Я подготовила монолог: записала по памяти всё, что Бенисьо рассказывал о Гауди. Но мне не нравился этот текст. В нём не было… Даже не знаю. Какого-то чувства, какого-то открытия, которым хотелось бы поделиться. Изюминки, что ли. Хотя я ненавижу это сладко-приторное слово, но точнее не скажешь.

Впрочем, два дня на той неделе всё-таки мне запомнились. Однажды на занятие, ко всеобщему восторгу, явилась Марина. Она пришла раньше меня и сидела, позёвывая, возле Кико, а тот не сводил с неё глаз. Исабель была единственной, кто не проявил восторга по поводу Марининого возвращения. Она только строго спросила, готов ли наш диалог. На что Марина важно сообщила, что помолвлена с испанцем и выходит за него замуж. Сейчас, мол, ведутся приготовления к свадьбе, и на днях Марина принесёт такое количество диалогов, что их хватит на всю школу. Ошарашенная Исабель только кивнула в ответ.

— Вот на какие жертвы пришлось идти ради вашего урока! — торжественно объявила по-испански Марина, и все захохотали.

Кроме Кико, конечно. Он мрачно уткнулся в свои записи, повторяя сценку в баре.

А я даже немного позавидовала Марине. Умеет она всех рассмешить! Мне такое никогда не удаётся…

После урока Марина подошла к Исабель и попросила сделать с ней селфи. Со мной случился новый приступ зависти. Я бы никогда на такое не осмелилась…

После обеда, состоящего из гаспачо и хлеба, я устроилась на кухне с книгой про волшебную школу. Несмотря на кажущуюся простоту языка, читать было трудно. Попадалось очень много незнакомых слов. Некоторые я проверяла по электронному словарю, некоторые пропускала, лишь бы понимать, о чём читаю. Я всё время отвлекалась, особенно на бурчание в животе. Стаканчика холодного супа моему организму было явно недостаточно.

Страшно хотелось бросить книгу, но, во-первых, это был один из тех самых «философских камней», которые помогают учить язык, а во-вторых, хватит с меня неразумной траты на книжку про улитку. Заплатила за эту — буду читать.

Хлопнула входная дверь. Я с облегчением закрыла книгу, прижала к груди и поднялась. Не будешь же при хозяйке читать на кухне!

Сеньора Рибаль была не одна. За её плечом маячил Хорхе. В руках у сеньоры был бумажный пакет с масляными пятнами.

— Поешь с нами, Мария! — пригласила она. — Я принесла жареную курицу.

Я хотела отказаться, но запах был такой соблазнительный, что я не сдержалась. Устроилась на краешке стола, спрятав на коленях книгу. Не хватало ещё дать Хорхе повод насмехаться надо мной, что я читаю детскую литературу!..

Он и не обращал на меня внимания. Сел напротив и, не глядя по сторонам, занялся куском курицы, который положила ему на тарелку мать. У него был такой вид, словно не в его комнате всё исписано моим именем!

Я тоже занялась едой. Мне досталась куриная ножка и немного запечённых овощей.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала сеньора, вытирая лоб салфеткой, — тут ещё для Марины порция.

Я кивнула с набитым ртом — мол, спасибо — и поправила волосы тыльной стороной руки. Сеньора заметила этот жест и поспешила к подоконнику, где стоял рулон бумажных полотенец, накрытый прихваткой.

— Мария, вытри руки, так будет удобнее… Ай! Ай!

Сеньора взвизгнула, отскочила и выронила на пол рулон полотенец. Из него, как в фильме ужасов, медленно выползли три паука!

— Это всё она, Мария, — по-прежнему не глядя на меня, сообщил Хорхе и сплюнул на тарелку куриную кость, — она любит пауков. И собирает их специально.

— Что-о?! — разъярилась сеньора.

Я вытаращила глаза на Хорхе. Как он… Как он может?! Так нагло врать! За что он мне мстит?!

— Мария! Мария! — сеньора пыталась сдержаться. — Это недопустимо! Нельзя! Нельзя собирать пауков! Я не знаю, что принято у вас там, в России, но тут — нельзя! Господи, а я ещё говорю всем о терпимости к туристам! И ещё! В прошлое воскресенье ты очень поздно вернулась домой! Очень поздно! Так нельзя! Вдруг с тобой что-то случится?! Что я скажу твоим родителям? Где ты пропадаешь? В барах? На дискотеках? Ты знаешь, сколько там опасных людей! Когда я была в твоём возрасте, я сидела дома! Но пауков не собирала!

Сеньора ещё долго отчитывала меня. Я сидела над тарелкой, размазывала вилкой помидор и не могла заставить себя возразить ни слова. Почему меня обвиняют в том, чего я не делала? Я не собирала этих пауков. А ночное возвращение? Марина вообще иногда приходит под утро, но этого никто не замечает…

Остаток дня я проревела в своей комнате. Плакала тихо, чтобы не слышал Хорхе. Такого удовольствия я подлецу не доставлю. Весь вечер я провела во «ВКонтакте», читая новости тех, кто остался в Москве. Кто-то катался на роликах в парке Горького, кто-то ходил на фотовыставки на бульварах, кто-то работал помощником вожатого в городском лагере… Никогда так сильно мне не хотелось домой. И ещё ужасно хотелось позвонить маме, но я боялась её расстроить. Поэтому перечитала нашу вчерашнюю переписку, где она рассказывает, что они с папой решили в моё отсутствие переклеить обои в моей комнате, и советуется по поводу цвета и рисунка. Хоть кому-то я нужна, хоть кто-то меня любит.