Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала - английский и русский параллельные тексты

С одной стороны от дома располагался сад; с другой - поленницы, амбары и ледник. Behind was a kitchen garden sloping to the south; and behind that a pasture with a brook in it, and butternut trees, and four cows-two red ones, a yellow one with sharp horns tipped with tin, and a dear little white one named Daisy. За домом находился огород, отлого спускавшийся к югу, за ним - пастбище, а на нем - ручей, несколько ореховых деревьев и четыре коровы -две рыжие, одна желтая, с острыми рогами в жестяных наконечниках, и еще одна -хорошенькая, маленькая, беленькая - по кличке Маргаритка. There were six of the Carr children-four girls and two boys. В семье Карров росло шесть детей - четыре девочки и два мальчика. Katy, the oldest, was twelve years old; little Phil, the youngest, was four, and the rest fitted in between. Кейти, самой старшей, было двенадцать; маленькому Филу, самому младшему, - четыре. Dr. Carr, their Papa, was a dear, kind, busy man, who was away from home all day, and sometimes all night, too, taking care of sick people. The children hadn't any Mamma. Доктор Карр, их папа, милый, добрый, очень занятой человек, отсутствовал дома целыми днями, а иногда и ночами, так как должен был посещать больных. She had died when Phil was a baby, four years before my story began. Мама умерла, когда Фил был еще младенцем, - за четыре года до начала моей истории. Katy could remember her pretty well; to the rest she was but a sad, sweet name, spoken on Sunday, and at prayer-times, or when Papa was especially gentle and solemn. Кейти помнила маму довольно хорошо; для остальных же это было лишь печальное и дорогое имя, произносимое по воскресеньям и во время молитвы или еще тогда, когда папа был особенно ласковым и серьезным. In place of this Mamma, whom they recollected so dimly, there was Aunt Izzie, Papa's sister, who came to take care of them when Mamma went away on that long journey, from which, for so many months, the little ones kept hoping she might return. Маму, которую дети помнили так смутно, им заменила тетя Иззи, папина сестра. Она приехала, чтобы заботиться о них, когда мама отправилась в то долгое путешествие, из которого, как в течение многих месяцев продолжали надеяться малыши, ей, возможно, еще предстояло вернуться.

Aunt Izzie was a small woman, sharp-faced and thin, rather old-looking, and very neat and particular about everything.	Тетя Иззи была маленького роста, худая, с резкими чертами лица, довольно старая на вид и очень аккуратная и требовательная во всем.
She meant to be kind to the children, but they puzzled her much, because they were not a bit like herself when she was a child.	Она стремилась быть доброй с детьми, но те все время ставили ее в тупик тем, что ни капельки не походили на ту маленькую девочку, какой сама она была в детстве.
Aunt Izzie had been a gentle, tidy little thing, who loved to sit as Curly Locks did, sewing long seams in the parlor, and to have her head patted by older people, and be told that she was a good girl; whereas Katy tore her dress every day, hated sewing, and didn't care a button about being called "good," while Clover and Elsie shied off like restless ponies when any one tried to pat their heads.	А была она кроткой, неизменно опрятной и любила сидеть в гостиной и шить длинные швы. Ей нравилось, когда старшие гладили ее по головке и говорили ей, что она хорошая девочка. Кейти же умудрялась рвать свое платье каждый день, шитья терпеть не могла и ничуть не стремилась к тому, чтобы ее назвали "хорошей", а Кловер и Элси шарахались в сторону, точно норовистые лошадки, как только кто-нибудь делал попытку погладить их по головке.
It was very perplexing to Aunt Izzie, and she found it hard to quite forgive the children for being so "unaccountable," and so little like the good boys and girls in Sunday-school memoirs, who were the young people she liked best, and understood most about.	Это весьма озадачивало тетю Иззи, и ей было нелегко полностью простить детям то, что они такие "странные" и так не похожи на хороших мальчиков и девочек, которых она помнила по воскресной школе своего детства и которые были для нее самыми приятными и понятными детьми.
Then Dr. Carr was another person who worried her.	Да и сам доктор Карр тоже огорчал тетю Иззи.
He wished to have the children hardy and bold, and encouraged climbing and rough plays, in spite of the bumps and ragged clothes which resulted.	Он хотел, чтобы дети росли смелыми и выносливыми, и поощрял их лазить по деревьям и предаваться буйным играм, несмотря на то что это приводило к шишкам и рваным платьям.
In fact, there was just one half-hour of the day when Aunt Izzie was really satisfied about her charges, and that was the half-hour before breakfast, when she had made a law that they were all to sit in their little chairs and learn the Bible verse for the day.	Лишь полчаса в течение всего дня тетя Иззи чувствовала, что вполне довольна своими подопечными. Это были полчаса перед завтраком, когда по заведенному ею порядку они все сидели на своих стульчиках и учили очередной стих из Библии.
At this time she looked at them with pleased eyes, they were all so spick and span, with such nicely-brushed jackets and such neatly-combed hair.	В это время она смотрела на них с улыбкой удовлетворения: они были такие безукоризненно опрятные, в таких чистеньких курточках и платьицах, с такими аккуратно причесанными волосами.
But the moment the bell rang her comfort was over.	Но как только раздавался звонок к завтраку, радости тети Иззи приходил конец.
From that time on, they were what she called "not fit to be seen."	С этой минуты на детей, по ее словам, было "страшно смотреть".
The neighbors pitied her very much.	Соседи очень ее жалели.
They used to count the sixty stiff white pantalette legs hung out to dry every Monday morning, and say to each other what a sight of washing those children made, and what a chore it must be for poor Miss Carr to keep them so nice.	Утром каждого понедельника они насчитывали по тридцать белых панталончиков, развешанных на просушку, и говорили друг другу, какая куча стирки с этих детей и как, должно быть, приходится трудиться бедной мисс Карр, чтобы дети всегда ходили чистыми и опрятными.

But poor Miss Carr didn't think them at all nice; that was the worst of it.	Но бедная мисс Карр совсем не считала, что дети опрятные, - и это было хуже всего!
"Clover, go up stairs and wash your hands!	- Кловер, пойди наверх и вымой руки!
Dorry, pick your hat off the floor and hang it on the nail!	Дорри, подними с пола свою шляпу и повесь ее на крючок!
Not that nail-the third nail from the corner!"	Не на этот - на третий от угла!
These were the kind of things Aunt Izzie was saying all day long.	Такого рода замечания тетя Иззи делала целыми днями.
The children minded her pretty well, but they didn't exactly love her, I fear.	Дети слушались довольно охотно, но, боюсь, не очень любили ее.
They called her "Aunt Izzie" always, never "Aunty."	Они всегда называли ее "тетя Иззи" и никогда -просто "тетушка".
Boys and girls will know what that meant.	Мальчикам и девочкам известно, что это означает.
I want to show you the little Carrs, and I don't know that I could ever have a better chance than one day when five out of the six were perched on top of the ice-house, like chickens on a roost.	Я хочу показать вам детей доктора Карра и думаю, что самым подходящим для этого будет день, когда пять из шести восседали на коньке двускатной крыши ледника, словно цыплята на насесте.
This ice-house was one of their favorite places.	Ледник был одним из их излюбленных мест.
It was only a low roof set over a hole in the ground, and, as it stood in the middle of the side-yard, it always seemed to the children that the shortest road to every place was up one of its slopes and down the other.	Он представлял собой просто низкую двускатную крышу над ямой в земле, и так как располагался посредине двора, детям всегда казалось, что самый короткий путь куда бы то ни было проходит вверх по одному скату и вниз по другому.
They also liked to mount to the ridge-pole, and then, still keeping the sitting position, to let go, and scrape slowly down over the warm shingles to the ground.	Они также любили взбираться на коньковый брус и сидя съезжать оттуда вниз по нагретым солнцем доскам.
It was bad for their shoes and trousers, of course, but what of that?	Это, конечно, плохо отражалось на их туфлях, платьицах и брючках, но что из того?
Shoes and trousers, and clothes generally, were Aunt Izzie's affair; theirs was to slide and enjoy themselves.	И туфли, и брючки, и вообще одежда были делом тети Иззи, а их делом было съезжать с крыши и радоваться.
Clover, next in age to Katy, sat in the middle.	Кловер, самая старшая после Кейти, сидела посредине.
She was a fair, sweet dumpling of a girl, with thick pig-tail s of light brown hair, and short-sighted blue eyes, which seemed to hold tears, just ready to fall from under the blue.	Это была невысокая, пухленькая и беленькая девчушка с толстыми светло-каштановыми косичками и близорукими голубыми глазами, в которых, казалось, всегда стояли готовые вот-вот пролиться слезы.
Really, Clover was the jolliest little thing in the world; but these eyes, and her soft cooing voice, always made people feel like petting her and taking her part.	На самом деле Кловер была самой веселой девочкой на свете, но эти печальные глаза и нежный, воркующий голосок всегда заставляли окружающих жалеть ее, ласкать и во всем вставать на ее сторону.

Читать дальше