Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка [изд-во Махаон]

— Издеваешься, да? Все говорят, это было ужасно.

— Нет, я серьёзно! — заверил Рон. — Давно не получал такого удовольствия! Кстати, что это? — поинтересовался он, поднимая вверх луковицу.

— Ой, это корнеплох, — сказала Луна, запихивая кошачий помёт с мухомором обратно в рюкзак. — Хочешь, оставь себе. У меня их навалом. Отлично отгоняют зажиручих загланцев.

Она ушла, а Рон стоял, давясь от смеха, с корнеплохом в руках. Затем они снова зашагали в Большой зал.

— Знаете, а она мне всё больше нравится, эта Луна, — изрёк Рон. — Она, конечно, чокнутая, но в хорошем...

Он осёкся. У подножия мраморной лестницы с грозным видом стояла Лаванда Браун.

— Привет, — нервно пролепетал Рон.

— Смываемся, — пробормотал Гарри Гермионе, и они прошмыгнули мимо, но всё равно услышали слова Лаванды:

— Почему ты не сказал, что тебя сегодня выписывают? И с какой это стати с тобой она?

Рон появился за столом через полчаса, надутый и раздражённый. Он сел с Лавандой, но, насколько видел Гарри, за весь завтрак не обменялся с ней ни единым словом. Гермиона вела себя так, будто её это совершенно не касается, но раз или два Гарри ловил на её лице необъяснимо довольную усмешку. В тот день она вообще пребывала в приподнятом настроении, а вечером даже снизошла до того, чтобы проверить (иначе говоря, дописать) сочинение Гарри по гербологии — а ведь раньше решительно отказывалась, зная, что Гарри даёт списывать Рону.

— Спасибо тебе большое. — Гарри легонько хлопнул Гермнону по спине. Потом взглянул на часы и увидел, что уже почти восемь. — Слушай, мне пора, а то опоздаю к Думбльдору...

Она не ответила, только с утомлённым видом вычеркнула из его сочинения ещё несколько неудачных предложений. Гарри, улыбаясь, вылез через дыру за портретом и побежал к кабинету директора. При упоминании об ирисочных эклерах горгулья отскочила в сторону. Гарри, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по винтовой лестнице и постучал в дверь ровно в ту минуту, когда часы за ней пробили восемь.

— Войдите, — раздался голос Думбльдора, но, стоило Гарри протянуть руку к двери, как её рывком распахнули изнутри. На пороге возникла профессор Трелони.

— Ага! — закричала она, театрально указывая перстом, и уставилась на Гарри сквозь огромные очки, часто моргая. — Вот из-за кого меня беспардонно вышвырнули из кабинета!

— Моя дорогая Сибилла, — с лёгким раздражением ответил Думбльдор, — никто вас ниоткуда не вышвыривал, тем более беспардонно. Просто Гарри назначено, а мы, кажется, уже всё обсудили...

— Великолепно, — оскорблённо изрекла она. — Вы не желаете убрать эту жалкую клячу, этого узурпатора! Пусть... может быть, в другой школе мои таланты оценят по достоинству...

Профессор Трелони стремительно прошла мимо Гарри и скрылась из виду на винтовой лестнице; было слышно, как она споткнулась, очевидно, наступив на одну из волочившихся по полу шалей.

— Пожалуйста, закрой дверь и садись, Гарри, — устало сказал Думбльдор.

Тот занял своё обычное место у письменного стола, где уже стоял дубльдум и два крошечных хрустальных флакона с клубящимися воспоминаниями.

— Профессор Трелони так и не смирилась с Фиренце? — спросил Гарри.

— Нет, — ответил Думбльдор. — Прорицание доставляет куда больше хлопот, чем я мог предвидеть; мне-то ведь не довелось изучать этот предмет. Просить Фиренце вернуться в лес нельзя, он там считается отщепенцем; просить уйти Сибиллу Трелони тоже недопустимо. Между нами говоря, она не имеет ни малейшего представления, какие опасности подстерегают её за пределами замка. Видишь ли, Сибилла не знает — и было бы крайне неблагоразумно её просвещать, — что пророчество о тебе и Вольдеморте сделано ею. — Думбльдор глубоко вздохнул, а потом произнёс: — Однако не забивай себе голову моими служебными неурядицами. Нам предстоит обсудить куда более насущные вопросы. Во-первых — удалось ли тебе выполнить то, о чём я попросил в конце прошлого занятия?

— Ой, — вырвалось у Гарри. Из-за курсов аппарирования, квидиша, отравления Рона, собственного треснутого черепа и попыток выяснить, что затевает Малфой, он почти забыл о задании Думбльдора... — Понимаете, сэр, я спрашивал у профессора Дивангарда после урока зельеделия, но он не захотел ничего рассказывать...

Повисла небольшая пауза.

— Ясно, — чуть погодя промолвил Думбльдор. Он взглянул поверх очков-полумесяцев, отчего Гарри, как обычно, почудилось, будто его просвечивают рентгеном. — И теперь ты считаешь, что сделал всё возможное? Употребил все свои недюжинные способности? Исчерпал до дна все мыслимые хитрости?

— Понимаете. — Гарри замялся, не зная, что и сказать. Единственная попытка раздобыть воспоминание неожиданно показалась ему постыдно жалкой. — Когда Рон по ошибке проглотил любовное зелье, я повёл его к профессору Дивангарду. Я думал, что, может, если он будет в хорошем настроении...

— Получилось? — спросил Думбльдор.

— Эмм... нет, сэр, Рон выпил яд...

— ...и тебе, естественно, стало не до воспоминания. Ничего другого я и не ожидал: действительно, твой лучший друг был в опасности. Но, когда выяснилось, что мистер Уизли поправится, я рассчитывал, что ты вернёшься к выполнению задания. Мне казалось, я доходчиво объяснил, насколько это важно; сделал всё, что в моих силах, дабы ты понял: на этом воспоминании зиждется всё, без него мы лишь напрасно потеряем время.

Жгучий стыд пополз от макушки Гарри по всему телу. Думбльдор не повышал голоса, в его словах не слышалось гнева, но лучше бы он кричал; трудно представить нечто хуже этого холодного разочарования.

— Сэр, — с отчаянием проговорил Гарри, — это не потому, что я не старался, просто у меня были другие... другие...

— Вещи на уме, — закончил за него Думбльдор. — Понимаю.

Снова повисло до крайности неловкое молчание, какого ещё не бывало между ними; оно длилось и длилось, нарушаемое только тихим посапыванием Армандо Диппета, чей портрет висел у Думбльдора над головой. Гарри казалось, что с прихода сюда он сам как-то уменьшился, сел, точно свитер.

Он почувствовал, что уже не в силах это переносить, и выдавил:

— Профессор Думбльдор, мне очень, очень жаль. Мне следовало сделать больше... понять, что вы бы не просили, если б это не было настолько важно.

— Спасибо, что ты так говоришь, Гарри, — тихо ответил Думбльдор. — Стало быть, я могу надеяться, что с сегодняшнего дня это дело станет для тебя главным? Без воспоминания Дивангарда наши уроки лишены смысла.

— Я обещаю, сэр, что его добуду, — серьёзно сказал Гарри.

— Тогда забудем пока об этом, — смягчившись, произнёс Думбльдор, — и вернёмся к нашей истории. Ты помнишь, на чём мы остановились?

— Да, сэр, — не раздумывая, ответил Гарри. — Вольдеморт убил отца и бабушку с дедушкой и подставил своего дядю Морфина. Потом вернулся в «Хогварц» и стал узнавать... у профессора Дивангарда об окаянтах, — смущённо промямлил он.