Мэри Нортон - Добывайки на новом месте

Она снова окинула взглядом огород. Летом, как сказал отец, здесь благодаря этому замечательному месту у них всегда будут овощи и фрукты, а также разные душистые травы для стряпни, причём не только дикие, со шпалер, как до сих пор, а самые настоящие, вкусные. Но где же будет готовить бедная Хомили? И где же, в конце концов, они все станут жить? Когда найдут для себя постоянный дом?

Неожиданный скрип церковных часов отвлёк Арриэтту от её мыслей: слегка покачнувшись в своём «седле», она быстро обернулась. Как раз в этот момент часы пробили два раза. Неужели два часа? Этого не может быть! Когда же прошло утро? Родители, должно быть, места себе не находят от тревоги. И Спиллер наверняка уже вернулся и принёс что-нибудь на обед. Но что самое ужасное, она забыла сказать родителям, что к ним может прийти Пигрин.

Арриэтта поспешила, скользя, оступаясь, пропуская ветки, спуститься вниз. И с чего она взяла, что эти кусты не царапаются? Да тут сплошные обломанные острые ветки и множество колючек.

Едва оказавшись на земле, девочка бросилась бежать, причём так спешила, что не заметила: её крошками лакомились две малиновки, а не одна. При её приближении они скрылись в кустах, но Арриэтта не обращала внимания не только на них, но и на крапиву, и та не раз ужалила её (а для добывайки это вовсе не какой-нибудь пустяк), пока не показалась долгожданная дыра под дверью.

Пролетев через неё в своих намокших от росы башмаках, Арриэтта поскользнулась, остановилась и, подняв взгляд, увидела молчаливую группу, взиравшую в недоумении на неё.

Её появление не вызвало той реакции, которой можно было ожидать, лишь Хомили сказала:

– Незачем врываться с таким грохотом.

Её голос прозвучал как-то отстранённо, словно голова была занята другими мыслями, и у Арриэтты появилось ощущение, что до её появления все сидели молча. Нет, Спиллер-то как раз не сидел, а, прислонившись к стене, лениво натирал воском тетиву своего лука.

Выбрав для себя кусочек плитки, она села – лицом к остальным, спиной к саду – и заметила на земле поднос с едой, в роли которого выступала основательно помятая жестяная пепельница. Интересно, почему никто не ест? Все молчали, и никто как будто не заметил её взъерошенного вида. Да что же тут случилось? К какому решению они пришли?

Наконец Под, тяжело вздохнув, заговорил:

– Ну, как-то так я себе это и представляю.

– Думаю, ты прав, – мрачно кивнула Хомили.

– Я не вижу, что ещё здесь можно поправить. Не можем же мы вечно держать барку Спиллера: она вскоре ему понадобится – ведь он добывает не только для нас, но и для других. Это его образ жизни, как я бы сказал.

Хомили промолчала, а Спиллер на мгновение поднял глаза, но сразу же опустил, сосредоточившись на своём луке.

– Сегодня полнолуние, да и паковать нам практически ничего не нужно… – продолжил Под, словно хотел их подбодрить.

Так вот в чём дело: они уезжают! Этот прекрасный дом, который поначалу обещал так много, как выяснилось, им не подходит. Арриэтта почувствовала, как глаза защипало от подступивших слёз, и опустила голову, чтобы никто этого не увидел.

– Мы, конечно, тоже можем поселиться в церкви: Хендрири вроде бы там прижились…

Вскинув голову, так что гневно сверкнули глаза, Хомили воскликнула:

– Ничто – ничто, слышишь, Под? – не заставит меня снова поселиться вместе с Люпи: ни дикие лошади, ни геенна огненная – никакая сила на свете! Вспомни то время, когда нам пришлось с ними жить!

– Ну, никто не говорит, что мы будем жить вместе, – возразил Под. – Церковь большая, места хватит всем.

Хомили по-прежнему выглядела сердитой, когда твёрдо заявила:

– Я не намерена существовать с ними даже просто под одной крышей, какой бы большой она ни была!

Под понял, что жену не уговорить. Снова наступила тишина. Хомили сидела, опустив голову, и выглядела очень подавленной и усталой. Почему, задумалась Арриэтта, все решения надо принимать так быстро? Похоже, и мать подумала о том же, потому что в следующую минуту спросила:

– Почему бы нам не вернуться к этому разговору завтра утром, Под?

– Потому что погода может измениться, – ответил ей муж.

Арриэтта смахнула ладошкой слёзы, а когда снова подняла голову, на её губах заиграла улыбка. В проёме двойных дверей библиотеки стоял Пигрин, немного смущённый и, кажется, готовый снова исчезнуть.

– Пигрин! – воскликнула Арриэтта и вскочила на ноги.

Под и Хомили резко обернулись, даже Спиллер выпрямился и прислонился к стене.

– Папа, это Пигрин! Мы познакомились сегодня утром. Пигрин, это мои родители и наш друг Спиллер… Входи, не стесняйся…

– Да-да, входи и садись. Арриэтта, принеси ему кусок плитки… – медленно поднимаясь, сказал Под.

Пигрин поклонился и, хромая, подошёл к остальным. Его и так обычно розовое лицо ещё больше порозовело от смущения.

Арриэтта положила для него обломок плитки, он неуверенно сел на самый краешек и вежливо осведомился:

– Как поживаете?

Все ошарашенно молчали, потом Под, первым придя в себя, начал беседу:

– Славный сегодня денёк, не правда ли?

– Да, верно, – ответил Пигрин.

– Правда, я ещё не выходил на улицу, – добавил Под.

– Зато я выходила, – решилась поддержать беседу Арриэтта. – Там буковая изгородь – если на неё залезть, всё видно далеко-далеко… И так красиво!

Пигрин улыбнулся.

– Значит, ты нашла мой наблюдательный пост?

– Что за наблюдательный пост? – явно заинтересованный, спросил Под.

Пигрин вежливо повернулся к нему:

– Вот увидите: он вам тоже пригодится. Я бы даже сказал – потребуется.

С лица Хомили по-прежнему не сходило удивление: так вот он какой, представитель семьи Надкаминных! Ничего похожего на то, что ей довелось о них слышать, если не считать манер и голоса, который ей показался несколько аффектированным.

– Как давно ты здесь живёшь? – поинтересовался Под.

– Всю жизнь.

– Так ты здесь знаешь все входы и выходы?

– Можно и так сказать, – улыбнулся Пигрин, – но в моём случае это, как правило, входы: я не слишком люблю бывать на улице, разве что по необходимости.

– Это хороший старый дом, – вздохнул Под. – Нам жаль уезжать отсюда.

Пигрин удивился.

– Но эта юная леди… ваша дочь… утром сказала мне, что вы только приехали.

– Это правда, – подтвердил Под, – но возникли некоторые трудности…

– Что ж, очень жаль…

Пигрин был слишком вежлив, чтобы спросить, что это за трудности такие, но пребывал явно в недоумении.

– Видишь ли, дело в том… – Под замялся, но, посмотрев в его открытое мальчишеское лицо, всё же решился. – В общем, судя по всему, на первом этаже нет места, где без опасений за собственную жизнь мы могли бы обосноваться. Мне – всем нам – очень нравится дом, вне всяких сомнений, но надо учитывать факты: тяжело, но надо.