Мэри Нортон - Добывайки на новом месте

В этом месте мистер Платтер как будто сбился – они были уже в ризнице, поэтому продолжать не имело смысла: шкаф распахнут настежь, редкие и красивые вещи свалены как попало на столе, а на полу, открытый любому взору, всем знакомый (в деревне не было практически ни одного дома, где бы мистер Платтер время от времени не выполнял мелкую работу) ящик с инструментами.

– Вы узнаёте эти вещи? – спросил констебль.

– Да, – кивнул мистер Платтер с ледяным достоинством, – они раньше были моими.

– Раньше? – удивился констебль и достал свой блокнот, но тут ему в голову пришла другая мысль, и он строго посмотрел на мистера Платтера. – Ваша супруга отчего-то всей своей тяжестью как будто повисла на той верёвке от колокола. Как вы думаете, зачем ей это понадобилось?

Мистер Платтер ляпнул первое, что пришло ему на ум:

– Чтобы поднять тревогу. В Средние века, видите ли…

Нет, похоже, это не годится. Констебль, что-то записав в своём блокноте, сухо заметил:

– Мы живем не в Средние века. Боюсь, сэр, мне придётся попросить вас проследовать со мной в участок.

Мистер Платтер выпрямился.

– Из этой церкви ничего не пропало: ни одна вещь. Так в чём вы намерены меня обвинить?

– В проникновении со взломом, – будто про себя, произнёс Памфрит, что-то продолжая писать в своём блокноте, потом поднял глаза. – А ваша супруга в силах пройти с нами?

– Мы оба не в силах. Не могли бы вы оставить это до утра?

Констебль Памфрит был человеком добрым, поэтому сказал:

– Думаю, мог бы. Скажем, в одиннадцать тридцать?

– В одиннадцать тридцать, – согласился мистер Платтер устало и, оглядев стол, где лежали его инструменты, добавил: – Думаю, лучше здесь всё пока оставить как есть. Нет смысла сейчас их забирать и завтра приносить снова: мне в любом случае нужно починить замки.

– Странное дело, – сказал мистер Памфрит, захлопывая свой блокнот, и повернулся к мистеру Платтеру, неожиданно изменив тон: – Что вы здесь всё-таки делали?

– Искали кое-что, – буркнул тот.

– Вы здесь что-то забыли?

– Возможно.

– Ах вот как… – Констебль убрал блокнот в карман. – Как я уже сказал, вам придётся завтра зайти ко мне и всё объяснить. А сейчас – спокойной ночи всем.

После того как Платтеры, мистер Памфрит и Уитлейс ушли, Китти и мисс Мэнсис принялись наводить порядок в ризнице, и Арриэтта услышала, как мисс Мэнсис задумчиво сказала:

– Думаю, Китти, чем меньше люди будут знать об этой ночи, тем лучше. Вы согласны?

– Да, конечно, а то пойдут сплетни, одна ужаснее другой. Ну, вроде как всё на месте, вот только шкаф запереть не смогу…

– Это всего на одну ночь…

«Дорогая мисс Мэнсис, всеобщая защитница!» – подумала Арриэтта, но ей всё равно хотелось, чтобы они побыстрее ушли: не терпелось увидеть Тиммиса. Только он не появится до тех пор, пока церковь не опустеет и западную дверь не запрут. Пусть Арриэтта и мало что видела, но догадалась, что произошло. Миссис Платтер заметила, как Тиммис взбирается вверх по верёвке, попыталась одной рукой схватить его, а другой вцепилась в верёвку. От её веса колокол поднялся, и они оба взлетели к потолку. Тиммис спокойно пролетел в отверстие, а миссис Платтер ударилась головой о потолок и свалилась на пол.

Наконец Арриэтта услышала, как мисс Мэнсис сказала:

– Китти, дорогая, думаю, остальное можно оставить до утра. Я приду и помогу тебе. Вот только не знаю, что делать с пеларгонией миссис Крабтри…

– Уитлейс посадит её в новый горшок.

– Замечательно! Тогда идём. Должна признаться, мне безумно хочется спать: вечер сегодня выдался непростой…

Арриэтта улыбнулась и обхватила колени руками. Как только за ними закроется дверь, Тиммис вернётся домой – живой и, даст бог, невредимый.

Когда той же ночью, но намного позже, Арриэтта пробралась через приоткрытую вентиляционную решётку и упала в объятия родителей, Под и Хомили забыли о тревожных часах ожидания и мрачных невысказанных опасениях. Они плакали, но это были слёзы радости, а когда Арриэтта ответила на все их вопросы, часы на церкви пробили два, только на них никто не обратил внимания.

– Ну, с Платтером наконец-то покончено, – подвёл итог Под.

– Ты так думаешь? – с сомнением произнесла Хомили.

– Разумеется. Они проникли в церковь в неурочный час! Замок на шкафу взломан, все ценные вещи свалены с полок на стол…

– Но он пытался убедить констебля, что там были воришки… или как там они их называют.

Под мрачно рассмеялся.

– Злоумышленники. Только вряд ли они стали бы пользоваться инструментами Сидни Платтера!

На следующее утро Арриэтте предстояло обо всём рассказать Пигрину, а также Спиллеру, если удастся его найти. Ей повезло встретить сразу обоих.

Пигрин, поднявшись пораньше, занимался сортировкой собранных накануне осколков стекла среди стелющегося плюща у дорожки, а Спиллер, который направлялся куда-то по своим делам, остановился посмотреть. Он, как помнила Арриэтта, всегда был любопытным, но никогда ни о чём не спрашивал напрямую. Обоих буквально потряс её рассказ. Арриэтта и Пигрин уселись поудобнее на сухой земле под листьями плюща, и даже Спиллер снизошёл до того, что присел на корточки, хотя и не выпустил лук из рук. Пока он слушал историю, глаза его горели, но он не произнёс ни слова.

– Есть ещё кое-что… – добавила Арриэтта.

– И что же это? – спросил Пигрин.

Арриэтта помолчала, прежде чем ответить, и слушатели с удивлением заметили слёзы у неё на глазах.

– Тебе это может показаться глупостью, но…

– «Но» что? – мягко подтолкнул её Пигрин.

– Мисс Мэнсис. Мне так хотелось успокоить её: сказать, что с нами всё в порядке.

Слёзы градом покатились по щекам Арриэтты, а Пигрин воскликнул удивлённо:

– То есть ты хочешь сказать, что она всё это видела?

– Нет, она ничего не видела, но её видела я, и случались моменты, когда была готова с ней заговорить…

– Но, надеюсь, ты этого не сделала! – совершенно шокированный, резко сказал Пигрин.

– Конечно, нет, потому что… – Арриэтта всхлипнула. – Я обещала отцу… даже торжественно поклялась, что никогда больше не заговорю ни с одним из человеков… Никогда в жизни.

Повернувшись к Спиллеру, она добавила:

– Ты был в тот вечер с нами и моё обещание слышал…

Спиллер кивнул, а Пигрин неожиданно сурово заявил:

– И твой отец был совершенно прав. Каждому добывайке известно, что это безумие, совершеннейшее безумие!

Арриэтта опустила голову, обхватила колени руками и расплакалась – возможно, оттого, что вечер накануне выдался очень непростым, а утром не удалось поспать подольше, или причина в резкости Пигрина. Поймёт ли её хоть кто-нибудь когда-нибудь?