Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 04 АПРЕЛЬ

У онемевшей от страха женщины офицер вырвал из рук корзину с картофелем. Женщина упала, картофель покатился по земле. Женщина не могла подняться и безутешно рыдала, размазывая по лицу кровь.

- Хунхузы! Разбойники! - послышался вдруг чей-то отчаянный крик. - Убейте меня! Убейте, но не отнимайте последнего! Сына отняли, землю отняли! А-а-а!

Кричал тот самый старик, который стоял на рынке рядом с Чжан Го-туном.

- Не успел уйти, - с сожалением сказал Лю. - Заберут у него рис.

Чжан Го-тун как будто одеревенел. Мысли, которые ещё минуту назад, перегоняя друг друга, проносились в его голове, теперь сразу исчезли. Осталось только тупое чувство неизбежности.

- Может быть, залезть под ларёк? - шептал Лю.

К офицеру они приблизились почти одновременно. Лю шёл впереди.

- Рис? - спросил офицер, блеснув зубами.

- Рис, - ответил Лю, - рис, но он не мой… это чужой рис… Если вы отнимете его у меня…

Лю не договорил. Офицер толкнул его в спину:

- Проходи!

Лю рванулся к мешку, но двое гоминдановцев подхватили его и потащили вправо от площади.

- Следующий!

Пока Чжан Го-тун, стоя в стороне, смотрел на молодую фигуру Лю, на его сильные руки, дрожащие от волнения, он приготовил для офицера все самые лучшие слова, тёплые, простые и понятные. Он думал: «Нет, я не так говорил бы с ним, как Лю, я бы рассказал ему о своей нищете. Разве он не поймёт, что я последнее взял у детей, чтобы зимой они не замёрзли?… Ведь тряпки лишней нет в фанзе! Разве он не поймёт слов отца? Может быть, у него у самого есть дети! А тревога и горе матери, моей жены? У него ведь тоже есть мать!»

Но когда Чжан Го-туна толкнули в спину и он стал перед офицером, все слова разлетелись сразу, как птицы, в которых плохой человек швырнул камнем. Чжан Го-тун запомнил только сухое лицо, блеск золотых зубов и заметил, как дёргается у офицера под глазом кожа.

- Следующий!

Следующим был нищий. Он спокойно отдал офицеру свою суму.

- Бери и у нищего, господин офицер, - сказал он и, уже отойдя, добавил: - Рис им нужен… А кому нужна моя жизнь?!

Чжан Го-тун не мог уйти с базара, не мог опомниться от всего виденного и пережитого.

Крик, плач, стоны нависли над базарной площадью. Они поднимались над городом, летели к предвечернему небу. Багряное заходящее солнце окрашивало город в кровавый цвет.

Направо от выхода с базара бились в руках у солдат те, кого офицер не отпустил. Среди них был и Лю из Лицзяна. Он вырывался и кричал. Чжан Го-тун видел, как текла по его разбитому лицу кровь, видел, как повели Лю вместе с другими задержанными.

Гоминдановцы открыли один из торговых ларьков и начали таскать в него всё, что отобрали на базаре. Чжан Го-тун видел, как тащили по земле и его старенький мешок. Рис сыпался в пыль под ноги солдат…

Чжан Го-туну немного приходилось думать на своём веку: думали за него другие. Думал гоминдан, помещик, староста. Чжан Го-туи только подчинялся тому, что ему приказывали делать. Он воевал в гоминдановской армии, не зная, за что воюет, был ранен. Вернувшись в Ханьпу, снова начал трудиться, не разгибая спины, на маленьком каменистом клочке земли, арендованном им у помещика. Он учил своих детей ходить, учил их работать. Голодать и терпеть они научились сами.

Чжан Го-тун всю свою жизнь работал на чужой земле, половину урожая он отдавал помещику, не задумываясь над тем, почему он должен это делать. Так было, когда он был маленьким, так было всегда… Но сейчас в голову Чжан Го-туна приходили непривычные мысли.

- Дяденька, - раздался возле него мальчишеский голос. Перед Чжан Го-туном стоял Шао Янь. - Дяденька, куда они увели Лю?

Шляпу свою мальчик держал в руке, лицо его всё было в поту и пыли.

- Я бегал, бегал, искал вас… На базар уже не пускали, когда я пришёл…

- Не пускали, - повторил за мальчиком Чжан Го-тун. Теперь он не мог простить себе, что пошёл на базар. Если бы он не ходил!

- Неужели забрали рис? - В голосе мальчика прозвучало отчаяние.

- Забрали.

- А что же будет с Лю?

- Не знаю.

Что будет с Лю? Что будет с самим Чжан Го-туном, с его детьми, с его Цзун-Цзунгу?

- Мальчик, ты тоже из Лицзяна? - наклонившись к Шао Яню, спросил Чжан Го-туи.

- Из Лицзяна.

- Моя дочка там, у Чена. Может быть, увидишь её… Из Ханьпу девочка, дочка Чжан Го-туна. Скажи ей, чтобы не печалилась… Я, может быть, приду к ней.

- Из Ханьпу? Я знаю её. Она… - Шао Янь хотел сказать, что девочка убежала, но промолчал.

Обессиленный, даже не попрощавшись с Шао Янем, Чжан Го-тун пошёл из города.

Надвигался вечер. Кружилась над головой в беззвучном танце мошкара. Перейдя по мосту речку, Чжан Го-тун свернул на выложенную камнем дорожку, сяо-чо.

Давно проложили эту дорожку, очень давно, сотни лет назад. Шло время. Богачи построили для себя широкие, залитые асфальтом тадо - шоссе, построили железные дороги, а Чжан Го-тун, как и его прадеды, всё ходил по сяо-чо. Ему никогда не приходилось ездить по железной дороге, только издали видел он паровоз.

По сяо-чо (Нельзя идти рядом даже двоим. На такой дороге не найдёшь спутника, не разговоришься с ним: один должен идти впереди, другой - позади. Трудно разговаривать, если не видишь лица собеседника, если не знаешь, слушает ли он твою жалобу, сочувствует ли он твоей беде или радуется ей.

Искалеченные межами, лежали перед Чжан Го-туном поля, грустно и тихо шелестели листьями гаолян и кукуруза.

Чжан Го-тун шёл не спеша. Услышав, что кто-то его нагоняет, он сошёл с дорожки, пропуская одноколёсную, запряжённую мулом тележку: только на одноколёсной тележке и можно проехать по сяо-чо.

- Дядя Чжан, вы ли это?

На тележке, свесив босые ноги, сидел Гао, сын разносчика товаров, в синей рубашке и белой безрукавке, весёлый, как весенний ручей.

Остановив тележку, Гао слез с неё.

- Садитесь, дядя Чжан, вы устали. А я пойду следом. Откуда это вы?

- На базаре был… - и Чжан Го-тун, волнуясь, рассказал Гао обо всем, что случилось.

Гао слушал внимательно, не перебивая. Глаза его потемнели, губы были крепко сомкнуты. Рассказ Чжан Го-туна глубоко взволновал юношу. Гао ездил в город Чо за инструкциями к районному руководителю, товарищу И Лину, и о событиях на базаре ничего не знал.

- Что будет с Лю? - спрашивал Чжан Го-туя. - Как ты думаешь? Там, Гао, я сам слышал, читали на базаре объявление, в нём пишут: «Честность, мир, равноправие»!

- Это, дядя Чжан, они только пишут. Чжан Го-тун снова задумался. Впервые в

жизни ему обо всём хотелось подумать самому.

Тем временем в Лицзяне, в имении помещика Чена, жизнь шла своим обычным путём. Как всегда, с заходом солнца возвратилось с пастбища стадо. Над главным домом поднимался дым: это готовили обед для помещика и его гостя, ясно родного Ден Ши-фу. В сараях и в многочисленных амбарах работали мужчины, женщины, дети. От сарая к сараю прохаживался надсмотрщик.