Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 04 АПРЕЛЬ

Цзун-Цзуигу чистила огромный чугунный котёл, вмазанный в кан.

Сю Ли на дворе растирала в порошок куски особой белой глины - хао-шифина. Цзун-Цзунгу набирала порошок миской, высыпала в котёл и изо всей силы тёрла тряпкой. В котле варили для рабочих гаоляновую кашу, и стенки его были покрыты накипью, остатками подгоревшей крупы.

- Смотри, чтобы котёл был гладкий, как зеркало! В нём коконы будут вариться! - рычал надсмотрщик и подносил страшный кулак под самый нос Цзун-Цзунгу. - Я тебе покажу, как убегать, я тебе покажу!…

Утром, когда Цзун-Цзунгу возвратилась, он приказал ей идти работать, отложив расправу до вечера.

В ответ на окрики и угрозы надсмотрщика Цзун-Цзунгу только поднимала на него глаза, полные страха, и молчала. Пальцы её одеревенели, опухли и не чувствовали, гладко ли вычищены стенки котла. Надсмотрщик подходил и всякий раз, проведя по ним ладонью, кричал:

- Как ты вымыла! Как ты вычистила, погань такая!

Девочка снова залезала в котёл, становилась в нём на колени, тёрла стенки котла, а он всё ещё не блестел…

После тревожной, бессонной ночи Цзун-Цзунгу еле держалась на ногах, сон клонил её голову, девочке хотелось лечь в котле, свернуться калачиком и заснуть. Но громкие окрики заставляли её снова и снова вылезать из котла, бежать за порошком и возвращаться в кухню.

Вечерело. Когда Цзун-Цзунгу выходила во двор, ей было видно ‹и речку Чо, и возвышенности-островки, покрытые кустарником, и синие, чуть видные в сумерках горы. В маленьких клочках залитых водою рисовых полей отражалось розовое вечернее небо.

Деревня Лицзян, большая, раскинувшаяся на возвышенных берегах Чо, была, как и Ханьпу, со всех сторон обведена старинной защитной стеной. На самом высоком холме стоял дом Чена. А далеко-далеко в полях виднелся старый храм. Помещик и бог поделили между собой мир.

Уже зашло солнце, но верхушки гор ещё сохраняли на себе красноватый отблеск.

Цзун-Цзунгу на мгновенье задерживалась на пороге кухни, смотрела в темнеющие поля, где затерялась узенькая сяо-чо. Девочка не боялась наказания. За целый день она уже привыкла к мысли о расправе. Но желание убежать, чтобы хоть одним глазом посмотреть на отца, на сестричек, на мать, ни на минуту не оставляло её. Теперь Цзун-Цзунгу не заблудилась бы, она быстро добежала бы до своей деревушки, чтобы наутро возвратиться в Лицзян…

Сю Ли, урвав минутку, когда Цзун-Цзунгу пришла к ней за порошком, а надсмотрщика поблизости не было, прошептала взволнованно:

- Знаешь, кто приехал к Чену?

- Нет, не знаю, - отрицательно покачала головой Цзун-Цзунгу. Ей было всё равно, кто бы ни приехал к Чену. - Не знаю, - равнодушно сказала она. - А что?

- Сам яснородный Ден Ши-фу! - вымолвила, запинаясь Сю Ли.

Видимо, эти слова имели для неё огромное значение.

- Он, знаешь, какой богатый! - Она обняла Цзун-Цзунгу за плечи и прошептала в самое ухо: - У него одеяло есть… сорок ли в длину, сорок ли в ширину! Шёлковое! - добавила она, желая ещё больше поразить Цзун-Цзунгу.

Цзун-Цзунгу не могла себе представить такого огромного одеяла. Она подняла с земли свою миску и пошла в кухню. И только уже натирая стенки котла порошком, подумала, каким же толстым должен быть гость Чена.

Чен и Ден Ши-фу сидели за столом долго. Из кухни к ним в комнату носили блюдо за блюдом.

Между помещиками шёл серьёзный разговор. Чен рассказывал о последних событиях, которые произошли в его имении. Чен и Ден Ши-фу много лет тому назад учились в одной школе. Чен прекрасно помнил то время, когда Ден Шимру был обыкновенным, средней руки помещичьим сынком. Чен знал, что приставку «яснородный» Ден Ши-фу выдумал себе сам и закрепил её за собой богатством. И теперь Чен не понимал, как себя держать с гостем. Ден Ши-фу разыгрывал друга, а Чен трусил, чувствуя, что даром яснородный не приехал бы в Лицзян. «Что-то ему нужно от меня», - думал Чен и жаловался на то, что из Чо прислали мобилизационный лист на девять батраков, что одного лицзянского парня, который работал в имении, захватили на базаре во время облавы.

Ден Ши-фу усмехнулся, вспомнив свою сделку с чиновником, и спросил:

- Ну, а как с землёй у тебя? Я приехал купить полоску, другую…

Чен, обжигаясь, глотал горячий чай. Ему не хотелось продавать землю.

- Скажи, Ден, это правда, что коммунисты наступают, занимают города, идут вперёд, что уже взяли Пекин? - переменил тему разговора Чен. - Как же это так? Испокон веков существовала наша власть. Государство к помещику приходило взаймы просить. А теперь коммунисты хотят нас свергнуть! Они, которые никогда не имели своей земли!… Правда ли, что на севере всю землю отобрали у помещиков?

Некоторое время в комнате было тихо, потом снова заговорил яснородный:

- Ты мне не ответил, Чен! Продай то поле, которое ты «зарезал». Оно граничит с моей землёй. А то придут коммунисты, они всё отберут!

Чен долго молчал.

- Так-то так,- наконец сказал он,- но и у тебя заберут землю, если коммунисты придут сюда!

Совсем стемнело. На селе золотыми звёздочками вспыхивали в окнах фанз огоньки.

…Цзун-Цзунгу сидела в кухне на корточках перед открытой настежь дверью и думала о том, что делает сейчас её мать. Всё вокруг было такое чужое, такое незнакомое, что казалось, снится Цзун-Цзунгу дурной сон.

- Эй, девчонка! - послышался вдруг сердитый голос надсмотрщика.

Это уже было не во сне. Цзун-Цзунгу вскочила. В кухню вошёл надсмотрщик.

- Где та, как её… Сю!

В то же мгновение на пороге появилась лёгкая фигурка Сю Ли.

- Где это ты шатаешься? - грозно накинулся надсмотрщик. - Зажги лампу, быстро!

Надсмотрщик сам высек из кремнёвой зажигалки огонь, сам зажёг большую фарфоровую лампу, вытерев полою безрукавки пузатое стекло:

- Неси в комнату! Держи, не урони!

Сю Ли взяла из рук надсмотрщика лампу. Пламя осветило полинялые цветочки на её ситцевом, когда-то пёстреньком платьице, осветило тонкое смуглое личико с чёрными ресницами, которые бросали на нежные щёки густую тень, старательно заплетённые косички, украшенные узенькими красными тряпочками.

Цзун-Цзунгу увидела невыразимый страх в продолговатых глазах подружки. Сю Ли осторожно сделала несколько шагов.

…Колыхался за стеклом огонёк, пахло керосином, уставшие руки холодил дорогой фарфор. Надсмотрщик, идя впереди, открывал перед Сю Ли двери. Бережно держа лампу, Сю Ли проходила огромные пустые помещичьи комнаты. В них было прохладно и темно, свет лампы на короткое время выхватывал из темноты то белую занавеску на окне, то статуэтку, то шкафчик, украшенный перламутром.