Мишель Альба - Инквизитор

– Подведите ее ближе. Еще…

Лорена, мешком повиснув на услужливо подсунутых плечах двух святых братьев, не подавала признаков жизни.

Меня же будто приморозили к полу. За что ее так? Кто ее оклеветал? Неужто опять карлик? А ему она чем не угодила? Только тем, что она, единственная, кого я приблизила и кому доверилась?

– Приведите ее в чувство. Как угодно.

Вот это "как угодно" развязало мне язык. И предупреждающий взгляд Чезарио меня не остановил.

– Да вы что, ослепли? Господи! Где ваше сострадание? Вы же на ней живого места не оставили! Изверги!

Главный инквизитор вытаращился на меня, в миг растеряв сановитость и торжественность.

– Какая она ведьма? Да это ты, скорее, колдун. Жестокий, вредный и злой. И еще говоришь от имени Господа! Так, может, это ты нам расскажешь, как ты с дьяволом снюхался?

Согласна. Речь, не достойная Ее Сиятельства. Так и останусь дочерью ювелира… до уже близкого конца моих дней.

Чезарио окаменел, выронив четки.

Святые отцы буквально разинули рты, да так откровенно, что яблоко не среднего размера там точно бы поместилось.

Секретарь как раз наоборот, оживился, спешно застрочив скрипучим пером и удовлетворенно кивая мне в такт головой, подбадривая не останавливаться – наконец-то разговорилась.

Я же не унималась, беспредельно возмущенная творящейся на моих глазах гнусностью, и выложила все "да", но не те, что ожидал услышать Чезарио:

– Корчишь из себя святого, да? А что ты сделал для спасения города, святоша? Как ты защитил женщин и детей? Да, ты! Ну? Говори! Чего молчишь? Да, я нашла средство от чумы, и оно спасло не одну жизнь. Да, я собрала детей в замке, чтобы оградить их от болезни. Да, я была в госпитале. Но лишь для того, чтобы помочь тем, кто уже умирал. А ты? Чем ты занимался в это время? Vattene! [20]

Джакомо остался бы доволен воспитанницей – его девиз: " Чем проще, тем понятнее" на этот раз нашел свое самое полное выражение.

Не знаю, что встряхнуло Главного инквизитора – первое или второе мнение о нем из моего последнего высказывания, скорее всего, и то, и другое, судя по излившейся ярости – но он вдруг довольно резво вскочил и неожиданно пискляво заорал, потеряв где-то гнусавость.

– На костер! На костер ее! Porka troia! [21]– но, видимо, сообразив, что подобная мера укрощения недостаточна, сбивчиво заверещал, – нет, сначала на дыбу, и даже не на дыбу, на «трон». Делайте с ней, все, что хотите. Но живой оставьте. Чтобы костер для нее стал подарком. Нет и не будет снисхождения этой нечестивой собаке!

Ну, вот, теперь и мой черед испробовать все то, через что прошла Лорена.

Но я не жалела о сказанном. На Чезарио постаралась не смотреть.

Чтобы не увидеть боль.

У него получилось справиться со мной только потому, что прежде он слегка придушил меня, и очнулась я уже раздетая донага – правда, для этого всего лишь достаточно было стянуть с меня эту колючую шемизу, жалкое подобие нижнего платья – накрепко прикованная к подлокотникам и подножке стула точно из преисподней, часто утыканного остро заточенными шипами.

При малейшем движении они свирепо впивались в беззащитное тело, пронзая довольно глубоко, поэтому мое пробуждение сопроводилось такой адской болью, что я чуть было снова не потеряла сознание.

– Ну, как? Мягко тебе, красавица?

Разглядела его не сразу. В глаза словно запустили рой черных малюсеньких мушек, прыгающих и мельтешащих.

Боль, резкая, острая, потихоньку отступила, а с ней улетели куда-то и мушки, вернув зрение.

Пыточник удовлетворенно рассматривал плоды проделанной работы, бесстыдно бегая взглядом по моему беззащитно обнаженному телу с сочащейся кровью от порядком истыкавших его шипов.

– Щас мы ручки сначала пощупаем, да а потом и ножки тоже. Тебе будет еще удобнее.

Он весело загыгыкал, прихлопнув себя по бедрам.

В углу еще кто-то прыснул. Я, не крутя головой, чтобы шипы не проткнули затылок, скосила глаза в ту сторону, опознав все того же секретаря, заготовившего на случай моих признаний, или не признаний, пачку бумаги.

Отсмеявшись, пыточник – парень лет двадцати с ровненько выбритой тонзурой и копной вьющихся вокруг нее волос – еще выше закатывая рукава сутаны и открывая взору мощные мускулистые руки, прищелкнул языком:

– Давно у меня такой не было. А, брат Саверио? Все при всем, и личиком удалась, и тельцем. Вот ее поди дьявол-то за это и сковырнул. А за что б еще? А ты и поддалась, дуреха. Неужто он получше нас-то?

Писец, поквохтывая, захихикал.

Покончив с приготовлениями, пыточник порылся в ящике недалеко от моего "трона", гремя железками.

– Вот это нам подойдет. Да ты вот нам, нечестивая, и скажешь, подойдет или нет.

Он повертел у моего носа ощетинившихся зубьями щипцами:

– Это для пальчиков. Ты пока тут меня подожди. Я скоро. А щипчики-то подержи. И не урони, – шутник нежно погладил ощерившийся частокол и бережно опустил щипцы мне на колени, – только вот фартук одену. Кто его знает, вдруг блевать начнешь. Всякое тут было.

Он, радостно насвистывая, удалился к крюку в стене напротив и снял с него черный кожаный до пят передник с нагрудником. Смахнув невидимую пылинку, просунул голову в дырку, подправив кудри, и, развернувшись, подмигнул мне.

– Брат Саверио, не затыкай уши как в прошлый раз. Ты зачем здесь? Слушать и чиркать, слушать и чиркать. Ну, что, птичка ты моя, заждалась меня? Я иду.

Щипцы лязгнули в его руке.

Меня почему-то решили побаловать.

Не отправили в монастырь, оставив здесь же, в здании суда. Правда, в его самом нижнем помещении. Но сухом и без крыс, куда складывали отслужившую устаревшую мебель, неизвестно зачем храня останки. Кровать, по известным причинам, в их число не входила, поэтому ее заменил стол, жестковатый, но создавший иллюзию спального ложа.

Сняли цепь. А вместе с ней и оковы.

А к вечеру принесли роскошный ужин – настоящий, без вонючего запаха бобовый суп и горшочек с чечевицей, где я выловила даже маленькие кусочки мяса.

Прежде чем приступить к ужину, подтерла свиную кровь, обильно смочившую пальцы с якобы выдранными ногтями.

Подкрепившись, устроила подобие постели, раскопав среди набросанного здесь хлама чьи-то лохмотья, вполне сошедшие за простыню и подушку.

Мне требовался отдых. Хоть ненадолго, и, отгоняя жужжащие мысли, я провалилась в сон. Который нарушили.

Чезарио сидел напротив, бесшумно играя четками.

Я не удивилась его приходу. Потому что ждала.

– Ты мой духовник?

– Да.

– И ты тоже думаешь, что я…

– Не знаю. Мне все равно. Мне кажется, Бог оставил меня. Я умолял Его наставить меня в помыслах и… желаниях. Но Он не услышал меня. Я будто сошел с ума, когда тебя увели.