Каури Лесса - Золушки нашего Двора

Из-за обилия иностранных гостей и пышной королевской свиты в Храм не поместились народные представители. Даже главы Гильдий и те вынуждены были остаться на улице, ожидая окончания церемонии. Рассеянно скользя взглядом по незнакомым лицам, Матушка 'споткнулась' об одно — женщина, укутанная в тёмные одежды, с волосами, заплетёнными во вдовью косу, была красива какой-то нездешней, смуглой, черноглазой красотой. Заметив, что Бруни смотрит на неё, она выпрямилась и расправила плечи, хотя до этого сутулилась, словно пыталась скрыться в толпе. Если бы взгляд мог обжигать — Матушка уже поджаривалась бы в ревущем пламени. Столько ненависти, боли и отчаяния, давно и любовно хранимых, оберегаемых и лелеемых, она ещё не встречала... И вдруг с женским наитием поняла... осознала, кого видит перед собой! ТУ САМУЮ! Ведьму, что прокляла, не пожалев, королевского первенца, Его Высочества Аркея.

ЕЁ КАЯ!

Бруни машинально подалась вперёд, желая защитить любимого от взгляда, подобного броску змеи, удару клинка. Вцепилась в его пальцы с такой силой, что он, повернув голову, с тревогой посмотрел на неё. Проследив за её взглядом, лишь чуть изменился в лице — выдержки Его Высочеству было не занимать. Незнакомка и Бруни смотрели друг на друга так, будто от этого зависели их жизни. В случае с Матушкой так и было. Тогда, в королевском кабинете крикнув в лицо Каю 'Да мне не будет жизни без тебя, понимаешь?' она была совершенно искренна. А сейчас её глаза кричали безмолвно: 'Не смей! Не тронь! Уходи! Не отдам его тебе! Никому не отдам!'

Их интерес не остался без внимания короля, который, по старой привычке контролировать всё вокруг, не забывал следить за брачующимися, ожидая какой-нибудь гадости со стороны младшего сына. Проследив за взглядом невесты старшего, он увидел высокую фигуру... которую узнал сразу, несмотря на мешковатые одежды. Рука Его Величества вцепилась в ткань камзола, словно он желал вырвать себе сердце... И вырвал бы, лишь бы оно так не ныло! Заметивший его движение шут тоже посмотрел в ту сторону и изменился в лице.

Бруни ничего этого не видела. Весь мир пропал, оставив её наедине с незнакомкой, чьи глаза полыхали преисподней. И вдруг выплыло из памяти белой лебедью 'Твой брак под моей защитой!' Пахнуло гордой сладостью роз, свежестью росяной травы... Будто тонкие руки оплели, поддерживая, успокаивая, придавая не силу — её у Матушки и так было достаточно для защиты любимого! — но уверенность. Бруни глубоко вздохнула аромат, никому более недоступный, и подумала, что этой женщине, измучившей себя ненавистью, ничего так не нужно, как... прощение. Подумала и, продолжая глядеть ей прямо в глаза, где-то глубоко в сердце расплела тугой узел собственного страха, одними губами прошептав: 'Прощаю...'

Чужая воля в растерянности отступила.

Ни для чьей ненависти ни сама Матушка, ни её возлюбленный более не были достижимы.

А Его Величество Редьярд, наоборот, рванул ворот камзола, будто тот душил его. Задыхаясь, ловил воздух ртом, как рыба выброшенная на лёд. Дрюня схватил его за плечи, среди людей пошли шепотки и вскрики, от стен двинулись к чёрной фигуре, так испугавшей монарха, гвардейцы и дежурные маги, одетые в серые мантии с капюшонами, закрывающими лица. Женщина-птица, казалось, пойманная в силки, подняла голову, распрямила плечи. Во взгляде, направленном на Бруни, та ясно прочитала изумление. На короля незнакомка даже не посмотрела, лишь чуть повернула голову, позволяя ему разглядеть собственный точёный профиль, и... исчезла. Гости ничего не видели: вытягивая шеи, смотрели на растерянных гвардейцев и магов, не понимая, что привело их в подобное состояние. И тут Первосвященник, который ничего этого не заметил, так как стоял спиной к залу, произнёс главный вопрос, обращаясь к Его Высочеству Аркею.

— Да! — спокойно ответил тот.

Однако Бруни чувствовала, как холодны его пальцы — появление ведьмы не прошло для Кая даром. Не стесняясь никого, поднесла их к собственной щеке, прижала, делясь теплом, и уверенно сказала 'Да!'. Ответы Колея и Ориданы звучали куда как тише и неувереннее. На площади зазвучала музыка со свитков. Под сердечные слова гимна Пресветлой пары должны были покидать Храм и представать перед народом.

Весь мир ликует, радостью омыт,

Когда любовь находит воплощенье,

Любимым рай доверчиво открыт,

А свадьба — двух сердец переплавленье

В одно. И это сердце — как набат,

Как факел, освещающий планету,

Влюбленные — святые, это факт,

Пресветлая, ты понимаешь это!

И радость двух согреет миллиард,

Любовь двоих, умножившись стократно

Зажжет сердца, земной осветит шар,

И возвратится к любящим обратно!

Пел хор женских голосов, и горожане вторили им, ибо каждому ласурцу с самого раннего детства были известны эти слова:

Благослови, Пресветлая, союз,

Двух светлых душ, нашедших свет друг друга,

Сними сомнений и ошибок груз,

Пусть обойдет их дом разлуки вьюга.

Благослови детьми любовь двоих,

Они пришли к тебе сейчас, как дети.

Раскрой благословение для них

Для долгой жизни и любви до смерти.

***Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

Наколдованное золотое пшено и монетки, сияющие, как алмазики, просыпались на вышедших молодожёнов. Присутствующие на церемонии потянулись следом. Несколько дюжих гвардейцев сдерживали людей, чтобы те не подавили друг друга, споткнувшись о высокий порожек.

— Ваше Величество! — воскликнул распорядитель свадеб, бросаясь к нему, однако Дрюня замахал руками, вмешиваясь:

— Займитесь делом, мастер, король сейчас выйдет!

В опустевшем помещении остались лишь он, Редьярд, Троян рю Вилль, да гвардейцы с магами, растерянно топтавшиеся у стен.

— Ваше Величество! — голос начальника Тайной канцелярии звучал взволнованно.

— Молчи! — просипел Редьярд.

Краснота медленно уходила с его лица, но дышал он ещё с трудом, болезненно морщился, потирая левую сторону груди.

Из тени нефа выступила архимагистр Никорин, сплела какое-то заклинание, шагнула в сторону. Спустя мгновение на плитах Храма стоял удивлённо озирающийся целитель Жужин.

— Нужна помощь! — негромко позвала она, кивая на короля, и тем самым приводя мэтра в чувство.

Целитель бросился к Его Величеству. Бережно отвёл его широкую ладонь от груди, заменив своей. Сказал укоризненно:

— Ну, разве ж так можно обращаться со своим здоровьем, Ваше Величество? На крайнюю степень утомления наложилось некое чувственное волнение — и вот результат! Мне придётся вплотную заняться вашим образом жизни и рационом!

— Только не это! — воскликнул король. — Есть другие рекомендации?

Мэтр недовольно подвигал породистой челюстью.