Дмитрий Безуглый - Девонширский Дьявол

– Идти, – вдруг произнес Аттвуд, внимательно наблюдая за реакцией сбежавшего пациента лечебницы Саут-Хилл.

Тот заметно напрягся. Его глаза с неверием посмотрели на Валентайна.

– Спасать, – снова сказал доктор.

– Да! – незнакомец неожиданно подался вперед и схватил Аттвуда за руку. – Спасать! Спасать!

– Кого спасать?

– Спасать!

– Кого спасать? – Валентайн медленно положил свою ладонь поверх руки беглеца, словно пытаясь успокоить его. – Девушку?

– Да! Да! Да! – он возбужденно закивал головой.

– Где она?

Доктор Аттвуд старался говорить доброжелательно и спокойно, задавая простейшие вопросы. Вряд ли этот бродяга после трепанации обладает способностью нормально мыслить. Зная, как ее проводят в Саут-Хилле, Валентайн понимал, что вполне нормальный человек там станет безумцем, а безумец вообще лишится ума.

– Там!

– На болотах?

– Да…

Глаза сумасшедшего округлились еще больше, было видно, что он боится.

– Как ее найти?

– Мммм! – замычал беглец.

– Как ее найти?

– Дом, – пробормотал он и вдруг сильно поморщился.

– Хорошо, – произнес Аттвуд, опасаясь, что из-за его давления и страха бродяга перестанет отвечать. – Где он находится? Ты ведь помнишь дорогу?

Беглец часто закивал и снова демонстративно сморщил нос.

– Запах? – догадался Валентайн. – Там плохой запах?

– Да, да… там за…пах.

И он снова скривился.

– Пахло чем-то сладким? – пауза, при которой доктор внимательно следил за реакцией глаз безумца. – Кислым? Горьким? Едким?

Тот закивал:

– Мер…тве…цы… – испуганно прошептал он.

– Мертвецы? – недоуменно повторил Аттвуд. – Пахло трупами?

Незнакомец отрицательно замотал головой.

– Нет? Гнилью?

Это было бесполезно. Валентайн еще несколько минут пытался вытянуть из него хоть что-то, позволяющее определить место, но сумасшедший больше не реагировал. Лишь издавал какие-то гортанные звуки и бормотание.

– Я вернусь чуть позже. И ты покажешь мне дорогу.

Аттвуд, испытывая сильный интуитивный азарт, что, возможно, напал наконец-то на реальный след убийцы, вышел и направился в дом в сопровождении Майрона Фриппа. Тот на протяжении этого времени находился за дверью, однако при этом слышал абсолютно все. Как и сторожившие бродягу охотники. Но воспитанная вежливость не позволяла задать доктору вопрос, хотя Майрона так и распирало от любопытства…

Марисса Эддингтон влетела в дом, где находилась прозекторская, и тут же кинулась на второй этаж. Она знала, что именно там лежит Ройл. Ее Ройл! Смертельно раненный, но живой. Потому что туда, в кабинет на втором этаже, его и должны были привезти. Там доктор Янг принимает пациентов. И лечит их. И Ройла он обязательно вылечит. Вылечит! Она, испытывая сильный внутренний стресс и боязнь потерять любимого, верила в благополучное выздоровление Ройла. Очень верила. Только это мощное чувство, укрепленное безграничной любовью к Фармеру, придавало ей силы и решимости.

– Доктор Янг! Доктор Янг!

Марисса перескакивала ступеньки, ее лицо пылало румянцем от длительной скачки на лошади, а глаза неестественно блестели. Появившись на пороге операционной, Тейт сразу же заприметил это отражение надежды. Он недовольно сдвинул брови. Ему сейчас ни к чему душещипательные сцены. Он сочувствовал юной виконтессе, но Ройл был слишком тяжел, а сказать что-либо утешительное доктор не мог, ибо не был уверен, выживет ли Фармер.

– Он… там? – Марисса кивнула в сторону комнаты, вход в которую перегородил собой Тейт.

– Да.

– Я хочу к нему!

Эти слова прозвучали настолько жалостливо и просто, что доктор Янг смутился. Его сердце кольнула жалость. Он вдруг как бы со стороны посмотрел на девушку, себя и Ройла при смерти. Будто мгновенно оценил всю ситуацию по-иному.

– Я бы не хотел этого, – тихо, но твердо ответил он. – Ему сейчас необходим только покой.

– Прошу вас, – влажные от сдерживаемых слез глаза Мариссы с мольбой уставились на Янга.

– Ну хорошо, – он не мог больше противиться ей. Может быть, она сейчас будет видеть любимого живым в последний раз? Кто знает. И если так, то Тейт потом никогда себе не простит, что запретил ей это.

– Только одна просьба – соблюдайте тишину.

Марисса тут же кивнула и неуверенным шагом вошла в операционную следом за доктором. Ройл лежал на столе, укрытый простынею по грудь. Его лицо было осунувшимся и сильно бледным. Тонкие розовые губы разительно выделялись на фоне неестественной бледности, а вокруг глаз проступило множество глубоких морщин. Он словно мгновенно постарел на несколько десятков лет. При виде его Марисса не сдержалась: из глаз потекли слезы отчаяния. Невыразимая боль скрутила юное девичье сердце, ей было тяжело дышать, но она продолжала смотреть на любимого. Жизненные силы покидали Ройла, и Марисса вдруг поняла – он умирает. Эта мысль так обыденно ворвалась в ее мозг, что ужаснула своей правдивой простотой. Он умирает! Внутри стало очень больно. Так больно, что помутнело в глазах, а воздуха стало как-то очень мало. Она почувствовала головокружение, а потом странная мутно-темная пелена устлала ее глаза.

– Марисса? Что с вами? – было последнее, что услышала она перед тем, как, оседая на пол, потеряла сознание.

Доктор Янг едва успел подхватить ее. Бережно уложил на кушетку, пощупал пульс. Он безошибочно определил обморок, но решил не давать Мариссе нюхательной соли. За окном на улице становилось шумно. Тейт приблизился к нему и выглянул наружу. К рыночной площади стекались люди. Много людей…

Много людей, разгневанных жестокими убийствами, направлялись на площадь. Ими руководила жажда расплаты и желание покончить с этим ужасом, опустившимся на тихий, спокойный Уокерли. Фрэнки Пикок, покинув полицейский участок после беседы с главным констеблем Финчем, не замечал суеты и шума на площади. Он некоторое время совсем ничего не замечал, будучи под глубоким впечатлением от разговора с жестким полицейским. Согласившись дать показания против Селби Нэша, парень понимал, что будет говорить ложь. Он ведь не мог с уверенностью утверждать, что там, в овраге, он столкнулся именно с Нэшем. И теперь ему следовало оговорить человека, в виновности которого он вовсе не был уверен, но после его слов того вздернут на виселице. Что там мистер Финч говорил о геройстве? Для остальных, возможно, это будет и так, но вот для самого Фрэнки до конца его дней терзания совести будут обеспечены. Он не сможет спокойно спать, а внутри него навсегда поселится презрение к самому себе. Но что он мог сделать? Что предпринять? В голову приходила только одна мысль – поговорить с мамой. Может, она что-то подскажет.

Фрэнки Пикок шел домой. Было уже темно, и только малочисленные газовые фонари слабо освещали центральную улицу. И факела людей, собирающихся на площади в возмущенную толпу. Он прошел мимо таверны, которая была почти пуста, и свернул в узкую улочку. Она была безлюдной, а звук шагов эхом отражался от каменных стен домов. Вдруг ухо Фрэнки уловило посторонний звук, который немного насторожил его. Он приостановился, пытаясь вслушаться. Обернулся. Но позади него никого не было. Пожав плечами, Пикок двинулся дальше. Наверное, почудилось. Однако не успел он сделать и десяти шагов, как звук повторился. Будто кто-то тайком шел следом. Фрэнки резко повернул голову. Никого. Но нарастающий страх уже сковывал его тело. Он почему-то только сейчас сообразил, что находится на этой покрытой мраком улице совершенно один. Захотелось бежать. Он повернул голову обратно, намереваясь ускориться, и оцепенел. Прямо перед ним возвышалась черная фигура в маске. Это он! – мелькнуло в мыслях Фрэнки. Его рот приоткрылся, глаза мгновенно расширились от ужаса, но закричать или двинуться с места Пикок не успел. Что-то холодное и твердое вонзилось в его живот, причиняя сильную боль. Тут же внизу живота стало горячо и влажно.