Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

— Господи, Айрис, с чего ты это взяла?

Она не ответила, но настойчиво повторила:

— Тебе никогда не приходило это в голову?

— Конечно, нет. Разумеется, это было самоубийство.

Айрис промолчала.

— Кто навел тебя на эту мысль?

Она уже готова была раскрыть ему невероятную историю Джорджа, но все-таки сдержалась.

— Просто сама пришла в голову, — медленно произнесла она.

— Вот и выкинь ее из головы, моя неразумная кошечка, — Энтони чуть приподнял девушку и легонько поцеловал в щеку. — Неразумная испуганная кошечка. Забудь о Розмари. Думай только обо мне.

Попыхивая трубкой, полковник Рейс задумчиво поглядывал на Джорджа Бартона. Он помнил его еще мальчишкой — дядя Джорджа был загородным соседом Рейсов. Разница в возрасте между мужчинами составляла лет двадцать. Полковнику было за шестьдесят — высокий, прямой, с военной выправкой, загорелый, ежик седых волос, темные проницательные глаза.

Эти двое никогда не были особенно близки, но Бартон остался в памяти Рейса, как «молодой Джордж», один из тех туманных персонажей, с кем связаны «былые времена».

В эту минуту полковник думал: он и понятия не имеет, что за человек этот «молодой Джордж». В последние годы они изредка встречались, но у них практически не было точек соприкосновения. Рейс был непоседой, этаким «строителем империи» — почти всю жизнь провел за пределами Англии. А Джордж — ярко выраженный горожанин. Их ничто не связывало, и когда они встречались, могли лишь обменяться пресными воспоминаниями об «ушедших днях», а потом повисала неловкая тишина. Полковник не был мастером вести светскую беседу; романисты прежнего поколения вполне могли бы писать с него своих неразговорчивых, но крепких духом героев.

И сейчас Рейс думал: почему «молодой Джордж» так настаивал на их встрече? За год, прошедший со дня их последней встречи, Джордж Бартон заметно изменился. Он всегда производил впечатление зануды — осторожный, практичный, лишенный фантазии. И вот с ним явно что-то произошло. Какая-то нервозность, кошачьи повадки... У него уже три раза гасла сигара, что было совсем на него не похоже.

Рейс вынул трубку изо рта.

— Итак, молодой Джордж, что-то случилось?

— Вы правы, Рейс, — случилось. И мне очень нужен ваш совет — а возможно, и помощь.

Полковник кивнул, выражая готовность слушать.

— Почти год назад я пригласил вас отужинать с нами в Лондоне, в ресторане «Люксембург». Но вы в последнюю минуту отбыли за границу.

Рейс снова кивнул:

— В Южную Африку.

— Во время того ужина моя жена умерла.

Рейс поерзал в кресле.

— Знаю. Читал в газетах. Сейчас не стал выражать вам по этому поводу соболезнования — к чему сыпать соль на рану? Но, конечно же, старина, я вам сочувствую.

— Да, спасибо. Но дело вовсе не в этом. Предполагалось, что моя жена покончила жизнь самоубийством.

Рейс сразу выделил ключевое слово. Брови его поднялись.

— Предполагалось?

— Вот, прочитайте.

Джордж Бартон передал собеседнику два письма. Брови Рейса поднялись еще выше.

— Анонимные?

— Да. Но я им верю.

Рейс медленно покачал головой.

— Это весьма опасно. Вы не представляете себе, сколько злобных и лживых писем пишется после любого события, которое попало в прессу.

— Знаю. Но эти письма не были написаны тогда — они написаны шесть месяцев спустя.

Рейс кивнул.

— Это несколько меняет дело. И кто, по-вашему, мог их написать?

— Не знаю. Да особенно и не хочу знать. Главное — я верю тому, что в них написано. Мою жену убили.

Рейс отложил трубку. Выпрямился в кресле.

— Почему вы так считаете? Вы что-то подозревали уже тогда? Что-то подозревала полиция?

— Тогда я был ошеломлен, совершенно выбит из колеи. И просто согласился с заключением следствия. Жена переболела гриппом, была подавлена. Других версий не выдвигалось — только самоубийство. Вещество обнаружили у нее в сумочке.

— Какое вещество?

— Цианид.

— Да, помню. Она приняла его вместе с шампанским.

— Точно. И тогда объяснение казалось простым и понятным.

— Она никогда не заводила разговор о самоубийстве?

— Нет. Розмари, — добавил Джордж Бартон, — любила жизнь.

Рейс кивнул. Жену Джорджа он видел лишь однажды. Пустоголовая красотка — вот какое впечатление осталось после той встречи. Конечно же, меланхолия таким не свойственна.

— А медицинское заключение — в каком душевном состоянии она была и тому подобное?

— Семейный доктор Розмари — пожилой человек, знающий сестер Марль с детства, — в то время совершал какой-то круиз. И от гриппа Розмари лечил его партнер, доктор помоложе. Насколько помню, он сказал, что после такой формы гриппа человек часто впадает в тяжелую депрессию.

Джордж помолчал, потом продолжил:

— С семейным врачом Розмари я поговорил позже — когда получил эти письма. Понятно, что о письмах я ему ничего не сказал, просто хотел выяснить, что же произошло. И он сказал мне, что происшедшее весьма и весьма его удивило. Ему бы такое и в голову не пришло, у Розмари не было ни малейшей склонности к самоубийству. Из этого следует, добавил он, любой пациент, даже хорошо тебе известный, способен удивить и совершить поступок, которого от него никак не ждешь.

Джордж умолк, потом заговорил снова:

— После разговора с ним я понял, что совершенно не верю в самоубийство Розмари. Все-таки я очень хорошо ее знал. Конечно, у нее бывали бурные приступы недовольства. Какие-то вещи ее изматывали, порой она действовала поспешно и необдуманно, но покончить со всем раз и навсегда — это было совершенно не в ее духе.

Рейс не без смущения пробурчал:

— А помимо депрессии, как таковой, мог у нее быть другой мотив для самоубийства? Может, было что-то конкретное, отчего она страдала?

— Я... нет... она бывала иногда раздраженной.

Избегая взгляда собеседника, Рейс спросил:

— А мелодрама была ей свойственна? Я видел ее лишь однажды. Но есть люди, которым попытка самоубийства будоражит кровь — обычно, когда они с кем-то поссорились. Возникает такой детский мотив: «Вы еще об этом пожалеете!»

— Мы с Розмари не ссорились.

— Понятно. Я бы сказал, что цианистый калий несовместим с подобными попытками. Не та вещь, с которой можно безобидно дурачиться, это всем известно.

— И еще. Задумай Розмари свести счеты с жизнью, вряд ли она избрала бы такой способ: болезненный, уродливый... Скорее ей подошла бы большая доза снотворного.

— Согласен. А откуда у нее цианид — об этом что-то известно?

— Нет. Как-то она останавливалась у знакомых за городом, и они пытались разорить осиное гнездо. Предположили, что тогда к ней и могли попасть кристаллы цианистого калия.

— Да, сейчас раздобыть цианистый калий нетрудно. Он есть у многих садовников.