Агата Кристи - Скрюченный домишко; День поминовения

После паузы Рейс продолжил:

— Позволю себе обобщить услышанное. Ничто не указывало на склонность к самоубийству или намерение его совершить. Свидетельств в пользу этой версии нет. С другой стороны, не было никаких улик, наводящих на мысль об убийстве, иначе полиция обратила бы на них внимание. В отсутствии бдительности ее не упрекнешь.

— Да, сама идея убийства казалась какой-то фантастикой.

— Но полгода спустя никакой фантастики вы тут не видите?

— Мне кажется, — медленно заговорил Джордж, — что результат расследования не устраивал меня с самого начала. Похоже, я внутренне был готов к тому, что содержимое этих писем — когда и если они появятся — меня не сильно удивит.

— Понятно, — Рейс снова кивнул. — Что ж, выкладывайте. Кого вы подозреваете?

Джордж подался вперед, лицо его дернулось.

— В этом-то и ужас положения. Если Розмари убили, это сделал один из тех, кто сидел в тот вечер за столом, один из наших друзей. Больше к столу никто не подходил.

— А официанты? Кто разливал вино?

— Чарльз, старший официант в «Люксембурге». Знаете Чарльза?

Рейс согласно кивнул. Чарльза знали все. Чтобы тот намеренно отравил клиента — представить себе такое просто невозможно.

— А обслуживал нас Джузеппе. Мы хорошо его знаем. Я бываю в «Люксембурге» много лет. Все эти годы меня обслуживал именно он. Это веселый и симпатичный человек.

— Значит, переходим к гостям. Кто сидел за столом?

— Стивен Фарради, член парламента. Его жена, леди Александра Фарради. Моя секретарша, Рут Лессинг. Некто Энтони Браун, сестра Розмари Айрис и я. Всего семь человек. Мы хотели, чтобы их было восемь, и восьмым должны были быть вы. Когда стало известно, что вас не будет, мы уже не смогли найти подходящую замену.

— Понятно. Так кто же, на ваш взгляд, это сделал?

— Не знаю! — выкрикнул Джордж. — Говорю же вам, что не знаю. Если бы я...

— Хорошо, ладно. Просто я думал, что вы подозреваете кого-то конкретно. Ну, особых сложностей я тут не предвижу. Как вы сидели — начиная с вас?

— Справа от меня сидела Сандра Фарради. Дальше — Энтони Браун. За ним — Розмари. Потом — Стивен Фарради, Айрис, а слева от меня сидела Рут Лессинг.

— Ясно. А в начале вечера ваша жена шампанское уже пила?

— Да. Бокалы наполняли несколько раз. Все случилось, когда на сцене было кабаре. Шум, громкая музыка, чернокожие танцовщики и танцовщицы, мы сидели и смотрели на них. Она сползла на стол как раз перед тем, как зажегся свет. Может быть, вскрикнула, пыталась судорожно глотнуть воздух — но никто ничего не слышал. Доктор сказал, что смерть наступила практически мгновенно. Слава богу, что так.

— Вы правы. Что ж, Бартон, по чисто внешним признакам все совершенно ясно.

— То есть?

— Конечно, это Стивен Фарради. Он сидел от нее справа. Ее бокал с шампанским стоял возле его левой руки. Свет притушен, общее внимание на сцену — ничто не мешало ему подсыпать яд в бокал. Ни у кого другого такой возможности не было. Я знаю столы в «Люксембурге». Они достаточно широкие, едва ли кто-то мог наклониться через стол — это было бы заметно, даже в полумраке. И к тому, кто сидел от Розмари слева, это тоже относится. Как он мог что-то положить в ее бокал? Тянуться прямо перед ней? Есть еще один вариант, но давайте начнем с того, что лежит на поверхности. Стивен Фарради, член парламента, — у него были причины разделаться с вашей женой?

Джордж ответил приглушенным голосом:

— Они... они были близкими друзьями. Если... если, к примеру, Розмари его отвергла, возможно, он хотел ей отомстить.

— Ну, это какая-то мелодрама. Другого мотива предложить не можете?

— Нет, — ответил Джордж.

Лицо его густо покраснело. Рейс взглянул на него и тут же отвел глаза. Потом продолжил:

— Давайте изучим возможность номер два. Одна из женщин.

— Почему женщина?

— Дорогой Джордж, причина очень проста. За столом семь человек, четыре женщины и трое мужчин, три пары уходят танцевать, а одна из дам остается за столом в одиночестве. Ведь танцевали все?

— О, да.

— Прекрасно. Вспомните, какая из дам перед выступлением кабаре сидела за столом одна?

Джордж задумался.

— Было такое. Последней без пары осталась Айрис, а до этого — Рут.

— Не помните, когда ваша жена пила шампанское в последний раз?

— Надо подумать... она танцевала с Брауном. Когда вернулась, сказала, что ей пришлось изрядно постараться — ведь Браун танцор хоть куда. Потом выпила вино из своего бокала. Через несколько минут заиграли вальс, и она пошла танцевать со мной — знала, что единственный танец, который я могу сносно танцевать, — это вальс. Фарради танцевал с Рут, леди Александра — с Брауном. Айрис сидела одна. Сразу после вальса на сцену вышло кабаре.

— Тогда поговорим о сестре вашей жены. После ее смерти девушка что-то унаследовала?

Джордж вспыхнул.

— Дорогой Рейс, это просто чушь. Год назад Айрис была еще ребенком, ходила в школу.

— Я знаю двух школьниц, которые совершили убийство.

— При чем тут Айрис? Она любила Розмари всей душой!

— Не кипятитесь, Бартон. Значит, физическая возможность у нее была. Теперь вопрос: был ли у нее мотив? Я полагаю, ваша жена была человеком состоятельным. Кому отошли ее деньги — вам?

— Нет, Айрис. Через доверительный фонд.

Джордж объяснил, как предполагалось распорядиться деньгами, и Рейс выслушал его самым внимательным образом.

— Любопытно. Одна сестра богатая, а другая бедная. Кое-кому такое покажется несправедливым.

— Сомневаюсь, что это относится к Айрис.

— Возможно, но выходит, что мотив у нее был. Сейчас мы к этому вернемся. У кого еще был мотив?

— Ни у кого. Абсолютно ни у кого. Уверен, врагов у Розмари не было. Я ведь пытался в этом разобраться, расспрашивал людей, пытался докопаться до истины. Я даже снял дом по соседству с Фарради, чтобы...

Он осекся. Рейс взял трубку и спокойно принялся ее чистить.

— Может, расскажете все начистоту, молодой Джордж?

— То есть?

— Вы что-то скрываете — это видно невооруженным глазом. Одно дело — защищать репутацию жены, и совсем другое — выяснять, убили ее или нет. Если вас больше интересует второе, придется выложить все, что вам известно.

Наступила тишина.

— Хорошо, — сказал Джордж приглушенным голосом. — Будь по-вашему.

— У вас есть основания полагать, что у жены был любовник, так?

— Да.

— Стивен Фарради?

— Не знаю! Клянусь — не знаю! Может, он, а может, Браун. Понять это я не мог. Это был какой-то кошмар.

— Расскажите, что вам известно об Энтони Брауне. Забавно, но, кажется, это имя я слышал.

— Мне о нем ничего не известно. Не только мне — никому. Это красивый занятный малый, но никто о нем ничего не знает. Вроде бы американец, но говорит без акцента.