Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

Пуаро сразу сообразил, что Мередита Блейка нельзя торопить. Размеренность сельской жизни проникла в его кровь и плоть.

Выглядел он много старше своего брата, хотя, по словам мистера Джонатана, разница между ними составляла всего лишь пару лет.

Эркюль Пуаро похвалил себя за то, что выбрал верную тактику, чтобы подступиться к этому на первый взгляд неприступному англичанину. И самому изображать англичанина сейчас тоже было незачем. Нет, лучше побыть иностранцем, Истинным иностранцем, — и тогда к тебе будут гораздо снисходительнее. «Эти иностранцы плохо разбираются в наших порядках. Например, перед завтраком протягивают руку, чтобы поздороваться. Тем не менее вроде бы он вполне пристойный человек».

Пуаро решил произвести именно такое впечатление. Они по-светски побеседовали о леди Мэри Литтон-Гор и адмирале Кроншо. Были упомянуты и другие имена. К счастью, Пуаро был знаком с чьим-то кузеном и встречался с чьей-то золовкой. Он заметил, как глаза сквайра тут же потеплели. Ну ясно. «Этот иностранец, по-видимому, вращается среди приличных людей».

Очень скоро Пуаро ловко перешел к цели своего визита. Легко преодолел неизбежный протест. Эта книга — увы! — должна быть написана. Мисс Крейл — мисс Лемаршан, как ее зовут теперь, — просит его быть редактором. Факты, к сожалению, стали достоянием общественности. Но можно сделать так, чтобы душераздирающие подробности были опущены. Ранее, добавил Пуаро, ему уже приходилось использовать свое влияние, дабы избежать пикантных откровений в мемуарах одного лица.

Мередит Блейк побагровел от гнева. Руки его дрожали, когда он набивал трубку. Чуть заикаясь, он сказал:

— Отвратительно, ужасно отвратительно снова копаться в том, что случилось шестнадцать лет назад! Почему не оставить все как есть?

— Я с вами совершенно согласен, — сказал Пуаро, пожимая плечами. — Но что поделать? На такие вещи есть спрос. И любой имеет право восстановить в памяти людей то самое преступление со всевозможными комментариями.

— Какое безобразие!

— Увы, мы живем в отнюдь не щепетильном веке… — пробормотал Пуаро. — Вы не представляете, мистер Блейк, сколько неприятных публикаций мне удалось, скажем так, смягчить. Я готов сделать все, что в моих силах, чтобы пощадить чувства мисс Крейл.

— Малышка Карла! Эта девчушка уже стала взрослой женщиной! Просто не верится! — пробормотал Мередит Блейк.

— Время летит быстро, не так ли?

— Чересчур быстро, — вздохнул Мередит Блейк.

— Как вы убедились из письма мисс Крейл, — сказал Пуаро, — она поставила себе целью узнать как можно больше о тех печальных событиях.

— Зачем? Зачем все снова ворошить? — недоумевал Мередит Блейк. — Не лучше ли оставить все как есть?

— Вы это говорите, мистер Блейк, потому что слишком хорошо знаете, как все это было. Мисс Крейл же ничего не помнит. Вернее сказать, она знает о случившемся только из официальных документов.

— Ах да, я и забыл, — поморщился Мередит Блейк. — Бедная девочка. Каково ей сейчас! Какой это кошмар — узнать всю правду! Да еще из этих бездушных, сухих судебных отчетов.

— Истину, — заметил Эркюль Пуаро, — невозможно определить только по судебным протоколам. Многое остается за пределами этих документов, причем весьма существенное. Ощущения, чувства, характеры участников драмы, смягчающие вину обстоятельства…

Он умолк, и его собеседник тотчас подхватил умело брошенную ему реплику:

— Смягчающие вину обстоятельства! Вот именно. Именно в этом случае их было более чем достаточно! Эмиас Крейл был давним моим приятелем — наши семьи дружат уже несколько поколений, — но, честно говоря, его поведение было возмутительным. Конечно, он был художником, и, по-видимому, этим все можно объяснить. Он позволял себе бесконечные романы, да и вообще такие поступки, какие не придут в голову приличному человеку.

— Ваше последнее замечание крайне интересно, — сказал Эркюль Пуаро. — Но я что-то не совсем понимаю, ведь воспитанный светский человек никогда не станет хвастаться своими любовными связями.

Худое лицо Блейка, на котором словно застыло недоумение, вдруг оживилось.

— Да, — согласился он, — но в том-то и штука, что Эмиас был человеком, скажем так, нетипичным! Он был художником, и искусство было для него превыше всего. Я никогда не понимал и сейчас не понимаю эти так называемые художественные натуры. Крейла, правда, я в чем-то понимал — наверное, потому, что знал его всю жизнь. Его родители ничем не отличались от моих родителей. Во многом Крейл был как все из людей нашего круга. Но как только что-либо затрагивало его обожаемое искусство, плевать ему было на общепринятые стандарты. Учтите — он не был балующимся рисованием аристократом. Он был ярким художником. Некоторые считают его даже гением. Может, они и правы. Но именно поэтому он и был, так сказать, человеком неуравновешенным. Когда он писал картину, все остальное для него переставало существовать, ничто не могло ему помешать. Он жил как во сне. Работа завладевала всей его сущностью. И только когда картина была закончена, он приходил в себя и начинал жить обычной жизнью.

Он вопросительно взглянул на Пуаро, и тот в ответ ему кивнул.

— Я вижу, вы меня понимаете. Вдохновение. Вот почему возникла та драматическая ситуация. Он был влюблен в эту девушку. Хотел на ней жениться. Был готов ради нее оставить жену и ребенка. Он писал ее портрет и был полностью поглощен работой. Все прочее перестало для него существовать. Он никого не видел. И ему даже в голову не приходило, что сложившаяся ситуация была невыносимой для обеих женщин.

— А они его понимали?

— Отчасти. Эльза, по-моему, понимала. Она восхищалась им как художником. Но положение у нее, естественно, было нелегким. Что же касается Кэролайн…

Он умолк.

— Что же касается Кэролайн… — напомнил Пуаро.

— Кэролайн… Я всегда… Я всегда очень любил Кэролайн. Было время, когда… когда я мечтал жениться на ней. Но это чувство вскоре было в корне пресечено. Тем не менее я навсегда остался, если можно так выразиться, преданным ей.

Пуаро задумчиво кивнул. Это старомодное выражение весьма точно отражало сущность его собеседника. Мередит Блейк был из тех мечтателей, которые с радостью готовы посвятить себя предмету своей романтической привязанности. Из тех, кто будет беззаветно служить даме сердца, не надеясь на взаимность. Да, все это очень соответствовало его натуре.

— Вас, должно быть, — тщательно подбирая слова, сказал Пуаро, — возмущало подобное отношение к ней?

— Да. Очень. Я даже попытался поговорить с Крейлом по этому поводу.

— Когда же это произошло?

— Накануне трагедии. Они пришли ко мне на чай. Я отозвал Крейла в сторону и… высказался. Помню, я даже сказал, что это несправедливо по отношению к ним обеим.