Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Женщины тоже могут послать его к черту.

— Но сначала непременно с ним побеседуют.

— Возможно. — Лорд Диттишем помолчал. — Кому нужна эта книга?

Эркюль Пуаро пожал плечами.

— Одни воскрешают былые мотивы, воссоздают сцены из прошлого, былые моды. А кому-то интересно покопаться в былых преступлениях.

Лорд Диттишем презрительно усмехнулся.

— Можете относиться к этому как угодно, но человеческую натуру изменить невозможно. Убийство — это драма. А люди жаждут драмы.

— Это верно, — согласился лорд Диттишем.

— Поэтому, как вы понимаете, — сказал Пуаро, — книга непременно будет написана. Моя же задача — проследить, чтобы в ней не было грубых ошибок или искажения известных фактов.

— Я всегда считал, что факты являются общественным достоянием.

— Факты, но не их интерпретация.

— Что вы имеете в виду, мосье Пуаро? — резко спросил Диттишем.

— Помилуйте, разве вам не известно, что существует множество самых разных подходов к историческому факту. Вспомните, сколько книг написано о Марии Стюарт, где она представлена в самых разных ипостасях: то мученицей, то циничной распутницей, то простодушной святой, то убийцей и интриганкой, то жертвой обстоятельств и судьбы! Выбирайте что хотите.

— Но в данном случае? Крейла убила его жена — это по крайней мере доказано. Во время судебного процесса Эльза подверглась незаслуженным оскорблениям. Ей приходилось тайно выбираться из здания суда. Общественное мнение было явно враждебным к ней.

— Англичане, — сказал Пуаро, — люди весьма высоконравственные.

— Верно, будь они прокляты! — подтвердил лорд Диттишем. И, не сводя с Пуаро глаз, спросил: — А вы лично?

— Я, — ответил Пуаро, — веду очень добродетельную жизнь. Но это отнюдь не то же самое, что быть высоконравственным человеком.

— Порой мне хочется понять, — сказал лорд Диттишем, — что на самом деле творилось в душе миссис Крейл. Все эти разговоры об оскорбленных чувствах жены… По-моему, за этим кроется нечто иное.

— Об этом может знать ваша жена, — заметил Пуаро.

— Моя жена, — отозвался лорд Диттишем, — ни разу не вспомнила о случившемся.

Пуаро с интересом взглянул на него.

— Я начинаю понимать…

— Что вы начинаете понимать? — резко перебил его Диттишем.

— Сколь велика сила поэтического воображения… — с поклоном ответил Пуаро.

Лорд Диттишем встал и позвонил в звонок.

— Моя жена вас ждет, — резко сказал он. Дверь отворилась.

— Вы звонили, милорд?

— Проводите мосье Пуаро к леди Диттишем.

Два пролета лестницы наверх, мягкий ковер, приглушенный свет. Все свидетельствует о наличии денег. Меньше о вкусе. Суровая простота в комнате лорда Диттишема и роскошь в остальной части дома. Все самое лучшее. Вовсе не обязательно броское или безвкусное. Но главное, что «цена не имеет значения», и полное отсутствие индивидуальности, воображения…

«Устроил пир горой? Да еще какой горой!» — заметил про себя Пуаро.

Комната, куда его привели, оказалась небольшой. Главная гостиная была на втором этаже. А это была личная гостиная хозяйки дома, которая стояла у камина, когда ей доложили о приходе Пуаро.

Она умерла молодой… — вдруг откуда-то всплыло в его памяти.

Мысленно повторяя эти слова, он смотрел на Эльзу Диттишем, которая когда-то была Эльзой Грир.

Он никогда не узнал бы в ней девушку с картины, которую показал ему Мередит Блейк. Там она была воплощением юности, страсти, энергии. Здесь же от юности не осталось и следа, да и была ли она вообще? Зато теперь он увидел то, чего не увидел в картине Крейла: Эльза была красивой женщиной. Да, навстречу ему шла настоящая красавица. И, разумеется, еще довольно молодая. Сколько ей? Не больше тридцати шести, ведь тогда ей было всего двадцать. Темные волосы безупречно уложены на идеальной головке, черты лица почти классические, ни грамма лишней косметики.

Ему вдруг стало не по себе. Наверное, он вспомнил рассуждения старого мистера Джонатана о Джульетте… Нет ни малейшего сходства, да и можно ли представить себе Джульетту, не отправившуюся вслед за своим Ромео?.. Разве самая суть Джульетты не в том, что ей суждено было умереть юной? Эльза Грир осталась жива…

Ее голос звучал ровно, даже монотонно:

— Я так заинтригована, мосье Пуаро. Присаживайтесь, пожалуйста. Так чем могу быть вам полезна?

«Совсем даже не заинтригована, — подумал он. — Ее ничто уже не может заинтриговать».

Большие серые глаза, похожие на мертвые озера.

Пуаро в очередной раз прикинулся экстравагантным иностранцем.

— Я в замешательстве, мадам, в полнейшем замешательстве! — воскликнул он.

— Почему?

— Потому что я понял, что это… этот разговор о пусть давней, но трагедии может оказаться для вас исключительно болезненным!

Ее, похоже, позабавили его опасения. Да, именно позабавили. Она явно смеялась над его сентиментальностью.

— Наверное, это мой муж вас надоумил? Он ведь встретил вас, когда вы приехали? Он ничего не понимает. И никогда не понимал. Я вовсе не такая чувствительная, какой он меня представляет. — Она с трудом сдержала улыбку. — Мой отец был простым рабочим, но сумел выйти в люди и скопить состояние. Для этого нужно было быть толстокожим. Я такая же.

«Что правда, то правда, — подумал Пуаро. — Иначе как она могла поселиться в доме Кэролайн Крейл».

— Так чем же я могу вам помочь? — повторила леди Диттишем.

— Вы уверены, мадам, что воспоминания о прошлом не причинят вам боли?

На секунду она задумалась, и Пуаро вдруг пришло в голову, что леди Диттишем — человек искренний. Она способна солгать, но только по необходимости, а не ради красного словца.

— Нет, больно не будет, — медленно произнесла леди Диттишем. — Знаете, я бы даже хотела испытать боль.

— Но почему?

— Так глупо и бессмысленно — никогда ничего не чувствовать… — с досадой ответила она.

И снова Эркюль Пуаро подумал: «Да, Эльза Грир умерла…»

А вслух сказал:

— В таком случае, леди Диттишем, мне будет очень трудно…

— Что именно вас интересует? — улыбнулась она.

— У вас хорошая память, мадам?

— Да вроде не жалуюсь.

— И вы не боитесь, что некоторые вопросы о той трагедии окажутся слишком для вас мучительными?

— Ничуть. Боль испытываешь только в тот момент, когда ее причиняют.

— Да, я знаю, некоторые люди мыслят именно так.

— А Эдвард — мой муж — совершенно не способен этого понять, — сказала леди Диттишем. — Он убежден, что судебный процесс был для меня тяжким испытанием.

— А разве нет?

— Нет, я даже получила от этого удовольствие, — ответила Эльза Диттишем, и в ее голосе слышался отзвук испытанного когда-то удовлетворения. — Господи, чего только не делал со мной этот негодяй Деплич! — продолжала она. — Сущий дьявол! Но мне нравилось противостоять ему. Он так и не сумел со мной справиться.