Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

И в самом деле, атмосфера в доме была жуткая. Кэролайн, как я уже сказал, реагировала на все крайне болезненно. Оставаясь предельно вежливой, не позволяя себе ни единой колкости и, разумеется, ни единого бранного слова, она ухитрялась выказать такую ненависть к Эльзе, что становилось страшно. Эльза же не церемонилась и откровенно дерзила Кэролайн. Позабыв о том, что ей дали хорошее воспитание, она всячески демонстрировала, что она — хозяйка положения. Ну а Крейл, когда не писал, отводил душу тем, что цапался с Анджелой. Вообще-то они очень нежно относились друг к другу, хотя часто бранились и выясняли отношения. Но в этот раз Эмиас был какой-то взбешенный, и его раздражение передавалось всем. Еще в доме была гувернантка. «Фурия с кислой физиономией, — однажды сказал про нее Эмиас. — Люто меня ненавидит. Вечно подожмет губы и сидит, всем своим видом показывая негодование».

Вот тогда-то он и сказал:

— Черт бы побрал всех этих баб! Если мужчина хочет нормально жить и работать, нужно как можно быстрее от них отделаться!

— Напрасно ты женился, — заметил я. — Семейный очаг — не для таких, как ты.

Он ответил, что теперь, мол, поздно об этом говорить. И добавил, что Кэролайн была бы только рада отделаться от него. Вот тогда-то я впервые почувствовал, что в доме творится нечто более серьезное, чем я думал.

— На что это ты намекаешь? — спросил я. — Или отношения с прекрасной Эльзой зашли настолько далеко?

— Прекрасная Эльза… — буквально простонал он. — Какого черта она свалилась на мою голову…

— Послушай, старина, — сказал я, — возьми себя в руки и не связывайся больше ни с какими красотками.

Он посмотрел на меня и засмеялся.

— Тебе легко говорить, — сказал он. — Ну не могу я не связываться, просто не могу. А если бы и мог, они бы сами не оставили меня в покое! — Потом, пожав своими широченными плечами, усмехнулся и добавил: — В конце концов, надеюсь, все вернется на круги своя. Согласись, она удалась, а?

Он имел в виду портрет Эльзы, который писал в то время, и, хотя я плохо разбираюсь в живописи, даже я понимал, что он сотворил нечто особенное.

Когда Эмиас работал, он становился другим человеком. В эти минуты он был по-настоящему счастлив, хотя внешне на нем это никак не отражалось: он рычал, стонал, ругался последними словами, швырял кисти на пол…

Затем, когда наступало время трапезы, он возвращался в дом и становился свидетелем напряженных отношений, которые то и дело возникали между Кэролайн и Эльзой, и это его подавляло. Кульминацией стало семнадцатое сентября. Ленч проходил в крайне неловкой атмосфере. Эльза вела себя исключительно дерзко — другого слова я не могу подобрать. То и дело демонстративно обращалась к Эмиасу, как будто в комнате, кроме них двоих, никого не было. Кэролайн с непринужденной легкостью поддерживала беседу, ухитряясь какой-нибудь невинной на первый взгляд фразой жалить как оса. В то же время она не позволяла себе такого вызывающего поведения, какое демонстрировала Эльза. Все на уровне намеков, никаких откровений.

Гром грянул, говоря фигурально, в гостиной, куда мы после обеда удалились пить кофе. Я поинтересовался одной любопытной вещицей — головой, вырезанной из букового дерева и отполированной. Кэролайн тогда мне ответила:

— Это работа молодого норвежского скульптора. Мы с Эмиасом очень любим его стиль. Хотим следующим летом съездить к нему погостить.

Услышав это, Эльза, само собой, рассвирепела. И не могла не ответить на брошенный ей вызов. Немного выждав, она громким голосом заявила:

— Эта комната была бы гораздо красивей, если бы ее не портила вся эта рухлядь. Когда я сюда перееду, все это выкину, оставлю только пару приличных вещей. И повешу золотистого цвета портьеры, чтобы на них играли лучи заходящего солнца.

И, повернувшись ко мне, спросила:

— Как по-вашему, неплохо будет смотреться?

Ответить я не успел, так как в разговор вступила Кэролайн. Ее тихий голос был таким кротким, что я понял: сейчас разразится гроза.

— Вы что, собираетесь купить наше поместье, Эльза? — спросила она.

— Нет, в этом нет необходимости, — ответила Эльза.

— Тогда о чем разговор? — спросила Кэролайн, и тут в ее голосе зазвенел металл.

— К чему притворяться? — засмеялась Эльза. — Бросьте, Кэролайн, вам прекрасно известно, о чем я говорю.

— Понятия не имею, — отозвалась Кэролайн.

— Не изображайте страуса, который прячет голову в песок. Зачем делать вид, будто вы ничего не видите и не знаете. Мы с Эмиасом любим друг друга. Это его дом. Его, а не ваш. И после нашей свадьбы мы будем здесь жить с ним!

— По-моему, вы сошли с ума, — сказала Кэролайн.

— О нет, дорогая, вы же знаете, с головой у меня все в порядке, — огрызнулась Эльза. — Было бы куда лучше, если бы мы все вели себя честно. Эмиас и я любим друг друга, вам это известно. И вам придется его отпустить, дать ему свободу.

— Я не верю ни единому вашему слову, — сказала Кэролайн, но ее реплика прозвучала неубедительно — Эльза застала Кэролайн врасплох.

И в этот момент в комнату вошел Эмиас Крейл.

— Если вы мне не верите, спросите у него, — засмеялась Эльза.

— Спрошу, — произнесла Кэролайн и тут же обернулась к Эмиасу: — Эмиас, Эльза говорит, что ты собираешься на ней жениться. Это правда?

Бедняга Эмиас. Мне его было жаль. В такие моменты мужчина чувствует себя настоящим кретином. Он побагровел и принялся кричать на Эльзу, дескать, какого черта она распускает язык.

— Значит, это правда? — спросила Кэролайн.

Он ничего не ответил, только засунул палец за воротник и принялся его оттягивать. Он и мальчишкой делал то же самое, когда попадал в переплет. Стараясь сохранить достоинство и сдержать дрожь в голосе — ничего у него, у бедняги, конечно, не получалось, — он сказал:

— Я не расположен об этом говорить.

— Зато расположена я, — заявила Кэролайн.

— По-моему, так будет лучше и самой Кэролайн, — прочирикала Эльза, — если она будет все знать.

— Это правда, Эмиас? — очень спокойно повторила Кэролайн.

Его щеки пылали от стыда. С мужчинами такое случается, когда женщины загоняют их в угол.

— Пожалуйста, ответь. Я должна знать.

Он вскинул голову, как бык на арене, и выпалил:

— Правда, но я не хочу сейчас об этом говорить. — И, резко развернувшись, вышел из комнаты. Я тоже дал деру. Мне совсем не улыбалось оставаться наедине с двумя разъяренными дамами. Нагнал я его на террасе. Он ругался. Я еще никогда не слышал таких высокохудожественных ругательств.

— Ну кто ее тянул за язык! — вопил он. — У нее что, черт подери, словесный понос? Теперь будет грандиозный скандал, а мне еще необходимо пару дней, чтобы закончить картину, слышишь, Фил? Это — лучшее из того, что я написал. Картина всей моей жизни. А этим идиоткам неймется! Теперь они не дадут мне работать.