Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Ни одного прямого упоминания на этот счет.

— Кэро была уверена, что я не сомневаюсь в ее невиновности.

— Понятно… Но его можно рассматривать и как свидетельство ее виновности: только искупив вину, она обретет покой.

«Что совпадало, — подумалось ему, — и с ее поведением в зале суда».

В эту минуту он всерьез пожалел, что взялся за расследование этого дела. До сих пор и так все безоговорочно свидетельствовало о том, что Кэролайн Крейл виновна. А теперь это подтверждало и ее собственное письмо.

На другой чаше весов пока покоилась только твердая уверенность Анджелы Уоррен. Анджела, разумеется, очень хорошо знала Кэролайн, но ее уверенность могла быть всего лишь взглядом из прошлого — безоглядной преданностью молоденькой девушки, обожавшей свою старшую сестру.

Словно прочитав его мысли, Анджела Уоррен сказала:

— Нет, мосье Пуаро, я точно знаю, что Кэролайн невиновна.

— Видит бог, — живо откликнулся Пуаро, — как мне не хотелось бы убедить вас в противном. Но будем опираться на факты. Вы говорите, что ваша сестра невиновна. Что же тогда, по-вашему, произошло?

— Я понимаю, как трудно во всем этом разобраться, — кивнула Анджела. — Но как бы это невероятно ни звучало, думаю, Эмиас действительно покончил с собой, как и утверждала Кэролайн.

— По-вашему, он был способен на такое?

— Вообще-то нет.

— Однако же вам это не кажется — в отличие от ситуации с Кэролайн — таким уж невероятным?

— Нет, потому что люди часто совершают весьма странные поступки, порой совершенно несвойственные их натуре. Но я допускаю, что, хорошо зная этих людей, всегда можно найти объяснение их поступкам.

— А вы? Вы хорошо знали мужа своей сестры?

— Хорошо, но все-таки не так, как знала его Кэро. Мне трудно поверить в то, что Эмиас мог наложить на себя руки, и все же я считаю, что в принципе он мог это сделать. И, наверное, так оно и было.

— А других объяснений вы не допускаете?

Анджела отреагировала на этот вопрос с прежним спокойствием, но в глазах ее блеснула искра интереса.

— Я понимаю, о чем вы… О такой возможности я, честно говоря, никогда не задумывалась. Вы ведь хотите сказать, что его мог убить кто-то еще? Что кто-то мог хладнокровно подлить ему отраву в пиво…

— Но ведь такой вариант не исключен?

— Да, не исключен… И все же это вряд ли возможно.

— По-вашему, версия о самоубийстве более убедительна?

— Трудно сказать… Тогда вроде бы не было основания кого-либо подозревать. Да и сейчас что-то никто не приходит мне в голову.

— Тем не менее давайте попробуем проанализировать эту возможность. Кто из лиц, причастных к этому делу, больше всех годится на роль убийцы?

— Дайте подумать. Я его не убивала. И Эльза, разумеется, тоже. Когда он умер, она вела себя словно безумная. Кто еще там был? Мередит Блейк? Он всегда благоговел перед Кэролайн, ходил за ней по пятам, как кот за любимой хозяйкой. Пожалуй, это можно было бы рассматривать как мотив. Допустим, он хотел убрать Эмиаса, чтобы самому потом жениться на Кэролайн. Но в этом случае ему достаточно было поддержать Эмиаса, чтобы тот ушел к Эльзе, а потом выступить в роли утешителя. И потом, Мередит в роли убийцы… Нет. Слишком мягок и осторожен. Кто там еще был?

— Мисс Уильямс. Филип Блейк, — подсказал Пуаро.

На мрачном лице Анджелы на секунду появилась улыбка.

— Мисс Уильямс? Чтобы моя гувернантка кого-то прикончила? Абсурд. Мисс Уильямс с ее невероятной щепетильностью и строгими моральными устоями?

Помолчав, она продолжала:

— Она была предана Кэролайн. Готова на все ради нее. И ненавидела Эмиаса. Это верно. Она была страстной феминисткой и презирала мужчин. Но разве этого достаточно, чтобы пойти на убийство?

— Пожалуй, нет, — сказал Пуаро.

— Филип Блейк? — Анджела вдруг на несколько секунд умолкла и потом тихо добавила: — А знаете, он-то как раз подходит больше всех остальных.

— Очень любопытное соображение, мисс Уоррен. Позвольте спросить почему?

— Ничего определенного сказать не могу. Но я припоминаю, что он отличался ограниченным воображением.

— А разве это непременное качество убийц?

— Нет, но человек с ограниченным воображением, решая свои проблемы, часто прибегает к насилию. Такие люди получают удовольствие, проявляя жестокость. А убийство — это проявление жестокости, не так ли?

— Да, конечно… Такая точка зрения тоже может быть принята в расчет. Тем не менее, мисс Уоррен, это еще не повод для убийства. Главное — мотив. Какой мотив мог быть у Филипа Блейка?

Анджела Уоррен молчала, нахмурившись и опустив глаза.

— Он был самым близким другом Эмиаса Крейла, верно? — спросил Пуаро.

Она кивнула.

— Вы ведь что-то недоговариваете, мисс Уоррен. Возможно, они были не только друзьями, но и соперниками, скажем, из-за Эльзы?

Анджела Уоррен покачала головой.

— О нет, только не Филип.

— Тогда что же может быть?

Анджела медленно произнесла:

— Знаете, бывает, что вдруг вам вспоминается эпизод из давнего прошлого. Я вот что имею в виду. Когда мне было одиннадцать лет, я услышала одну историю. В ту пору никакого смысла я в ней не уловила. И естественно, тотчас ее забыла. Мне и в голову не приходило, что когда-нибудь она всплывет у меня в памяти. Но года два назад, присутствуя на каком-то концерте, я почему-то ее припомнила и так удивилась, что даже произнесла вслух: «Так вот в чем смысл той идиотской истории про рисовый пудинг», хотя в актерской реплике — а это была какая-то фривольная шутка — ничего общего с той историей не было.

— Я понимаю вашу мысль, мадемуазель, — сказал Пуаро.

— Значит, вы поймете и то, что я собираюсь вам рассказать. Однажды я остановилась в гостинице. Когда я шла по коридору, одна из дверей открылась, и из номера вышла одна моя знакомая. Это был не ее номер, и, когда она меня увидела, это сразу отразилось на ее лице.

Точно такое же выражение лица было у Кэролайн, когда однажды ночью она вышла из комнаты Филипа Блейка в Олдербери.

Она наклонилась вперед, жестом опередив слова, готовые сорваться с губ Пуаро.

— В ту пору я этого, конечно, не поняла. Хотя во многом уже разбиралась — девочки в этом возрасте обычно все уже знают, — но связать свои познания с действительностью не сумела. Кэролайн, выходящая из комнаты Филипа Блейка, была просто Кэролайн, выходящая из комнаты Филипа Блейка, не более того. С таким же успехом она могла выйти из комнаты мисс Уильямс или из моей комнаты. Но зато я заметила выражение ее лица, ибо оно было странным — я никогда ее такой не видела и поэтому ничего не поняла. И мне ничего не приходило в голову до тех пор, пока я не увидела то же самое выражение на лице другой женщины. В той парижской гостинице.

— То, что вы рассказали мне, мисс Уоррен, — задумчиво заметил Пуаро, — не может не удивлять. Ибо Филип Блейк откровенно дал мне понять, что всегда недолюбливал вашу сестру.