Агата Кристи - Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

— Я, разумеется, понимаю, что… — забормотал он.

— Нет, так думаю не только я. Вот то письмо. Которое она написала перед смертью. Которое должны были отдать мне в день совершеннолетия. Она написала его только для меня — чтобы у меня не было никаких сомнений. Об этом она и пишет — что не убивала отца, что она невиновна и что я должна ей верить.

Эркюль Пуаро задумчиво посмотрел на полное решимости молодое красивое лицо, на серьезные серые глаза.

— Tout de тёше… [90] Тем не менее… (фр.). — медленно начал он.

— Нет, мама не была такой! — улыбнулась Карла. — Вы ведь подумали, что это была ложь, ложь во спасение? — Она опять подалась вперед. — Но, мосье Пуаро, есть вещи, в которых дети неплохо разбираются. Я помню свою мать — конечно, это всего лишь разрозненные воспоминания, но я хорошо помню, что она никогда не лгала, даже из самых добрых побуждений. Если мне предстояло перетерпеть боль, она так и говорила, что будет больно. Ну, например, у зубного врача или когда надо было вытащить занозу из пальца. Так уж она была устроена — не умела лгать. Насколько мне помнится, особой привязанности к ней я не испытывала, но я ей верила. И до сих пор верю! Она не из тех людей, кто на краю могилы решился бы солгать.

Медленно, почти нехотя, Эркюль Пуаро наклонил голову в знак согласия.

— Вот почему я чувствую, что имею моральное право выйти замуж за Джона, — продолжала Карла. — Я абсолютно уверена, что она невиновна. Но он — он не уверен.

Ему кажется, что мне, естественно, просто хочется считать свою мать невиновной. Надо развеять все сомнения, мосье Пуаро. И сделать это можете только вы!

— Допустим, что вы правы, мадемуазель, что ваша мать невиновна, — задумчиво пробормотал Эркюль Пуаро, — но ведь прошло шестнадцать лет!

— Я понимаю, что это будет очень нелегко, — откликнулась Карла Лемаршан. — Но, кроме вас, это никому не под силу!

Глаза Эркюля Пуаро чуть блеснули.

— Не кажется ли вам, что вы мне льстите?

— Я много про вас слышала, — сказала Карла. — Про ваши победы. Про ваши методы. Вас ведь интересует главным образом психология, верно? Материальных улик, разумеется, никаких: ни окурков от сигарет, ни следов, ни помятой травы. Их отыскать нельзя. Но психология преступника — вещь неизменная, верно? Ведь вы можете изучить факты, приведенные в деле, поговорить с людьми, имевшими к этому какое-то отношение, — они все живы… Вы же сами сказали, что предпочитаете сидеть в кресле и думать. В конце концов вы обязательно поймете, что же в действительности произошло, я в этом не сомневаюсь…

Эркюль Пуаро встал и, подкрутив усы, напыщенно произнес:

— Мадемуазель, бесконечно вам благодарен за оказанную честь! Я оправдаю ваше доверие. Я займусь расследованием. Я скрупулезно изучу те события шестнадцатилетней давности и отыщу истину.

Карла встала. Глаза ее сияли.

— Замечательно, — только и сказала она.

Но Эркюль Пуаро многозначительно покачал указательным пальцем.

— Минутку. Я сказал, что отыщу истину, но учтите: я буду беспристрастен. Я не разделяю вашей уверенности относительно невиновности вашей матери. А если она виновна, eh bien [91] Итак (фр.). , что тогда?

— Я ее дочь, — гордо вскинула голову Карла. — Мне нужна только правда!

— Тогда en avant [92] Вперед (фр.). . Хотя, пожалуй, точнее было бы сказать нечто противоположное. En arrière… [93] Назад… (фр.).

— Помню ли я дело Крейлов? — переспросил сэр Монтегю Деплич. — Ну еще бы не помнить. Очень привлекательная была женщина. Но крайне неуравновешенная. Абсолютно никакой выдержки. — И, глянув на Пуаро исподлобья, поинтересовался: — А что это вы вдруг решили меня об этом спросить?

— Меня интересует это дело.

— Не очень-то это тактично с вашей стороны, мой дорогой, — усмехнулся Деплич, изобразив свой знаменитый «волчий оскал», который приводил в ужас свидетелей. — Один из моих провалов. Мне тогда не удалось ее вытащить.

— Я знаю.

Сэр Монтегю пожал плечами.

— Разумеется, в ту пору я был менее опытным, — сказал он, — но, полагаю, сделал все, что было возможно. Без содействия самого подсудимого многого не добьешься. И все же нам удалось заменить смертную казнь пожизненным заключением. Подали апелляцию. Спасибо женам и матерям, подписавшим прошение, собрали очень много подписей, люди отнеслись к ней с большим участием.

Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку кресла и многозначительно посмотрел на Пуаро.

— Если бы она его застрелила или ударила ножом, — начал рассуждать он, — я мог бы настаивать на непреднамеренном убийстве. Но яд — нет, тут ничего не сделаешь, никаких лазеек.

— Какую же версию выдвигала защита? — спросил Пуаро.

Ответ он знал заранее, ибо проштудировал все газеты, писавшие в то время о процессе, но решил прикинуться несведущим.

— Самоубийство. Единственное, за что мы могли ухватиться. Но наша версия не сработала. Крейл никак не тянул на самоубийцу. Вы никогда его не видели? Нет? Яркая личность. Любил покутить, победокурить, большой любитель женщин и пива. Убедить присяжных, что такой жизнелюб способен покончить с собой, было весьма затруднительно. Не вписывается в характер. Нет, боюсь, я с самого начала был обречен на неудачу. А она сама хоть бы попыталась мне помочь! Какое там! Как только она уселась в свидетельское кресло, я сразу понял, что ничего не выйдет. Никакого желания бороться за собственную жизнь, представляете? А уж раз клиент не дает нужных показаний, присяжные тут же делают совсем другие выводы.

— Вы это имели в виду, — спросил Пуаро, — когда упомянули, что без содействия самого подсудимого многого не добьешься?

— Именно, мой дорогой. Мы же не чудотворцы. Важно произвести соответствующее впечатление на присяжных. От этого на пятьдесят процентов зависит успех дела. Мне известно много случаев, когда решение присяжных идет вразрез с напутствием судьи. Судьи ведь иной раз такое давление оказывают! Например, скажут: «Он это сделал!» Или: «Он на такое не способен!» А Кэролайн Крейл, повторяю, даже не пыталась себя спасти.

— А почему?

— По-моему, все ясно, — пожал плечами сэр Монтегю. — Она любила своего мужа. А потому, когда опомнилась и поняла, что натворила, не сумела взять себя в руки. По-моему, она так и не вышла из шока.

— Значит, вы тоже считаете ее виновной?

Деплич удивленно вскинул брови.

— Я полагал, что это не требует доказательств, — сказал он.

— Она хоть раз призналась вам в своей вине?

Деплич был вконец ошарашен.

— Нет. Разумеется, нет. У нас свой профессиональный кодекс. Мы всегда исходим из того, что клиент невиновен. Презумпция невиновности, знаете ли. Да, жаль, что уже нельзя поговорить со стариком Мейхью. Контора Мейхью занималась подготовкой документов по этому делу — по моей просьбе. Старик Мейхью мог бы рассказать вам куда больше моего, но он уже покинул наш бренный мир. Есть, правда, молодой Джордж Мейхью, однако в ту пору он был еще совсем мальчишкой. Столько времени прошло…