Роберт Гулик - Знаменитые дела судьи Ди

Она уже не чувствовала боли, только смертельную усталость и огромное желание поскорее покончить со всем этим делом. В конце концов, что еще она могла потерять в этой жизни?

— Доходов с лавки Би Сюня, — всхлипнув, произнесла она, — едва хватало на то, чтобы не голодать. Могла ли я быть довольна такой жизнью? Целыми днями я до седьмого пота работала то дома, то в лавке. А по вечерам мне вечно приходилось выслушивать придирки старой свекрови. И вот однажды в нашу лавку зашел Сю Детай, красивый и отлично образованный, он жил в богатстве и довольстве. Я воспылала к этому мужчине страстной любовью и вскоре поняла, что он также пленен моей красотой. Узнав, что он не женат, я решила, что он женится на мне во что бы то ни стало. Я первая пригласила его на свидание, а когда поняла, что он страстно любит меня, предложила ему сделать потайной ход. Он готов был исполнить любое мое желание, и я подумала, что настало время убить Би Сюня.

Когда мы вернулись с праздника Двойной пятерки, я изрядно подпоила его за ужином. Не привычный к таким обильным возлияниям, он пожаловался на боль в желудке. Потом в нашей спальне я уговорила его выпить еще вина, чтобы облегчить боль. Наконец он упал на кровать в пьяном оцепенении. Тогда я взяла одну из тонких игл длиной в три цуня, которыми мы пришиваем войлочные подошвы к туфлям, и деревянным молотком забила ее в его макушку. Би Сюнь успел только раз вскрикнуть и потом сразу умер. На поверхности его головы остался лишь едва заметный кончик игольного ушка, но его невозможно было разглядеть под густыми волосами, если не знать, где смотреть. Убийство было совершенно бескровным, только глаза Би Сюня вылезли из орбит. Я понимала, что никакое обследование не сможет найти эту смертельную рану. Позже Сю часто спрашивал меня, как я убила своего мужа, но я ничего не рассказала ему.

Тогда мне казалось, что я нахожусь в полной безопасности. Но однажды, подумав, что свекровь вместе с моей дочерью ушла занять немного денег, я позвала к себе Сю, подав ему сигнал колокольчиком. Он пришел ко мне по подземному ходу, а потом я вдруг увидела мою дочь; оказывается, она спала в соседней комнате и, проснувшись от наших разговоров, заглянула в мою комнату. Я испугалась, что она расскажет о моем тайном свидании свекрови, и опоила дочь настоем, который лишил ее дара речи. С тех пор, как только свекровь уходила по делам, я всегда приглашала к себе Сю, поскольку дочь уже не могла предать меня, даже если и понимала, что происходит в моей комнате.

Когда правитель нашего округа заподозрил что-то неладное, меня вызвали в суд и стали допрашивать.

Воспоминания о многочисленных словесных перепалках с судьей и о страхах, пережитых во время эксгумации, лишили ее последних сил, и она устало подумала, что вряд ли даже уместно сейчас говорить об этом. Голубой свет постепенно померк, стерлись и исчезли очертания красного стола, и она вновь погрузилась в желанную тьму. Последним звуком, который она услышала, был тихий глухой стук, с которым закрылась дверь ее камеры.

В этот ночной час в зале заседаний было темно и пустынно. Только в судейском кабинете еще горели две свечи, и их живой свет озарял ужасную черную маску, которую судья Ди медленно снимал с лица.

Ма Жун и Цзяо Тай с некоторым трудом стащили с себя головы животных, сооруженные из бумаги и бамбука, и с облечением вытерли пот со своих лбов. Дао Гань торопливо записывал показания, пристроившись на краю секретарского стола, а старшина Хун вошел в кабинет, уже успев смыть черную краску с волос и рук; он держал самодельную маску с вылезшими из орбит глазами.

— Итак, — сказал судья Ди, — теперь нам ясно, как было совершено это убийство!

Обращаясь к Ма Жуну, судья Ди продолжил:

— И поскольку теперь мне точно известно, что ее дочь онемела, выпив какое-то зелье, я могу осмелиться назначить ей одно очень сильное целительное средство, упомянутое в древней рецептурной книге, хранящейся в моей семье. Оно может повредить ум человека, чья немота вызвана врожденными или естественными причинами; но если немота вызвана вредоносным настоем, то исцеление будет мгновенным. Поэтому, Ма Жун, я не могу дать тебе вполне заслуженный тобою отпуск. Я прошу тебя сейчас же оседлать коня и поехать в Хуанхуа, дабы привезти сюда к завтрашнему утреннему заседанию госпожу Би и ее внучку. Наша госпожа Цзю наделена редкостной силой воли, и я не хочу рисковать, ведь завтра она может запросто отказаться от своего признания. В качестве финального действия я намерен предъявить ей свидетельские показания ее собственной дочери.

Ма Жун был так окрылен полнейшим успехом их хитроумной пантомимы, что почти не чувствовал усталости и охотно отправился выполнять поручение; он надел короткую куртку для верховой езды и пошел прямо в конюшню, чтобы выбрать лошадь.

Когда Дао Гань дописал признание госпожи Цзю, судья Ди перечитал его и с довольной улыбкой сунул документ в рукав своего платья. После ухода Дао Ганя и Цзяо Тая старшина Хун ненадолго задержался в кабинете и предложил судье выпить чашку чая.

Пока судья наслаждался своим чаем, старшина сидел, погрузившись в глубокую задумчивость.

— Ваша честь, мне кажется, теперь я понял последнюю часть вашего вещего сна, — наконец сказал он. — Не знаю, почему я не догадался об этом, когда вы объясняли нам, как мы можем попытаться вырвать у нее признание. А сейчас до меня дошло, что то театральное представление, которое вы видели во сне, было точным предсказанием нашей ночной пантомимы. В сущности, разве мы не можем сказать, что тюремная камера превратилась в театральную сцену, на которой каждый из нас сыграл предназначенную ему роль? Та женщина-акробатка и молодой мужчина, должно быть, представляли госпожу Цзю и студента Сю. А маленькая девочка, вылезшая из кувшина и вцепившаяся в рукав Сю, видимо, была дочерью госпожи Цзю, чьи свидетельские показания поставят завтра финальную точку в деле Би Сюня. Ваша честь, вы можете быть совершенно уверены в том, что завтра госпожа Цзю не откажется признать свою вину!

Судья, однако, с сомнением покачал головой и сказал:

— Возможно, твои объяснения и верны, но я далеко не уверен в этом. Я по-прежнему считаю, что последняя часть моего сна была совсем запутанной и бессвязной, и я вообще сомневаюсь в том, что она имела хоть какой-то смысл. Но ничто уже, видимо, не сможет рассеять моих сомнений.

Перебросившись еще несколькими замечаниями, старшина и судья разошлись, чтобы отдохнуть оставшиеся несколько часов.

На следующее утро, открыв заседание суда, судья Ди сразу приказал привести к нему госпожу Би и ее внучку.