Анатолий Ковалев - Кровавый источник

Она впервые улыбнулась, глядя на незнакомую женщину в зеркале. «Неужели это я? А ничего — хорошенькая!»

А потом вдруг попросила:

— Мама, пришей мне на грудь черный цветок.

Просьба показалась дикой, но это было единственное, о чем она просила с тех пор, как вышла из больницы.

Мать выполнила просьбу и дала ей на вечер свои выходные черные туфли.

— И еще я надену черные колготки! — злорадствовала Света. — Людмилка в обморок упадет! Она весь год воевала с черными колготками!

Явление Светы на выпускном балу не прошло незамеченным. Если бы в те времена проводились конкурсы красоты, ее бы непременно короновали.

Она много смеялась, острила, дурачилась. Ее опять не узнавали. Дима старался держаться в сторонке. Он в этот вечер играл роль обиженного мальчика. Накануне умолял классную разрешить им в последний раз выступить. Та вроде обещала замолвить словечко перед директрисой, но потом узнала, что на вечере будет кто-то из роно, и обещание не выполнила. Он тихо сидел в уголке, прямо как Джек в «антигуманной» песенке, и материл про себя всех: директрису, Людмилку, Свету и особенно тех, кто вместо него стоял на сцене.

Танцы происходили под слащавую музычку благонравного, причесанного ВИА, одобренного худсоветом и рекомендованного для проведения школьных вечеров.

Всего было в меру у этих ребят: немного барабанной дроби, немного ритма, немного баса, совсем капелюшечку соло, чтобы всем показать: «Вот и «соляжка» у нас имеется!» И еще прыщавая девица бренчала на рояле, фальшивые, блеющие голоса пели «высокохудожественные» тексты, типа: «Я пришел, а ты ушла. Ты ушла, а я пришел…» Главное — директрисе нравилось.

Светка была нарасхват. Ее приглашали танцевать свои мальчики и мальчики из параллельного класса.

Дима намеренно ни с кем не танцевал. Андрей по привычке наблюдал за ними, подперев стену и скрестив руки на груди.

Объявили белый танец, и Кулибин потерял на мгновение Свету. Он искал глазами Диму, решив, что она направилась к нему, как услышал вдруг над самым ухом:

— Танцуешь?

Он не знал этой женщины, ласково улыбавшейся ему.

— О чем речь? — бросил он небрежно и осторожно обхватил ее тонкую талию.

— Почему ты меня не приглашаешь? — сразу спросила она.

— Честно говоря — боюсь.

— Чего?

Андрей пожал плечами.

— Сам не знаю. Красивая ты очень, но другая, незнакомая.

Она расцвела и вдруг предложила:

— Хочешь, буду танцевать весь вечер только с тобой?

— А как же Дима?

— А пошел он!.. — рассмеялась она, а потом спрятала лицо у Андрея на груди.

Следующий танец они опять танцевали вместе. Она отказывала всем, кто её приглашал.

Дима, казалось, не замечал их. Он переговорил о чем-то с руководителем ВИА. Потом шепнул что-то на ухо Вальке. Валька побежал через весь зал к Андрею.

— Они ра-разрешили с-сыграть одну песню н-на их инструменте! — сообщил он. — Т-ты согласен?

Да, он сегодня был на все согласен. Забавно было видеть, как перекосилось лицо директрисы, когда они взялись за гитары, а стоявшая рядом Людмила Ивановна подмигнула Стару.

Под «Маму» никто не танцевал. Все сгрудились возле сцены и на плохом английском орали: «Тебя нае…, прежде чем ты родился!»

Света тоже пела вместе со всеми, впав в транс, не в силах отвести взгляда от толстогубого Диминого рта.

Когда Андрей спустился в зал, она шепнула ему:

— Проводи меня!

Ее дом находился совсем близко, и путешествие не заняло много времени. Они всю дорогу молчали, и лишь у подъезда Света сказала:

— Спасибо тебе за вечер. Боялась, что будешь меня презирать. А ты, оказывается, умеешь ценить старую дружбу.

— А ведь ты все это сделала ради него! — произнес он с усмешкой.

— Что?

— Танцевала со мной.

— С чего ты взял? — Он видел, как задрожали ее губы. — Мы давно разбежались! Он мне противен. Меня тошнит, когда я его вижу! Ты не знаешь, какой он подонок!

— Знаю, — как-то странно прохрипел Андрей и добавил: — Я все про вас знаю.

— Все? — отшатнулась она. Помолчала немного и с нескрываемым презрением спросила: — Ты что же, следил за нами?

— Больно надо! — обиделся Андрей. — Зачем так усложнять, когда Дима всегда готов похвастаться? Еще зимой он начал давать мне практические советы по технике секса. Я посылал его подальше, он смеялся. Можешь представить, каково мне было это выслушивать. Вскоре мы вообще перестали с ним общаться. А в мае, когда ты не ходила в школу, я подошел к нему, чтобы справиться о твоем здоровье, он заржал в ответ: «Меня, Андрюха, в такую больницу не пропустят! Если соскучился по Светке, то можешь попробовать сам!»

— Что же ты не попробовал! — закричала она, и слезы брызнули сами собой.

— Света, я… — начал он растерянно, но та не принимала больше никаких оправданий, зарычав, как тигрица:

— Ненавижу! Всех вас ненавижу! — И скрылась в темном проеме двери. Он остался стоять на месте. Наверху хлопнула дверь.

Идти домой не хотелось. Возвращаться в школу — тем более. Он устроился на скамейке напротив ее окон. Раньше он просиживал на ней часами в надежде, что Света выглянет, помашет ему рукой. Этого было достаточно для счастья.

Его дом находился неподалеку. Он решил дождаться, когда мать уйдет на работу, чтобы лишний раз не сталкиваться с ней.

Уже светало. Верхушки тополей покрылись нежным румянцем. Медленно, будто во сне, закружились пушинки. Андрей задрал голову. Казалось, они поднимаются от земли к небу. Его нога отстукивала ритм. В такое утро хорошо сочиняются стихи.

Он видел, как из подъезда выбежала Светина мама и быстро застучала каблучками по асфальту — видно, опаздывала на работу. Значит, его мать тоже ушла.

Он хотел было встать, но вдруг подумал, что Света сейчас одна. Он представил, как она спит, как свешивается с кровати ее смугловатая тонкая рука, как тени от длинных ресниц дрожат на щеках при каждом, едва уловимом вдохе и выдохе.

Нет, он не мог подняться, потому что стихи не отпускали его.

Но в жизни было иначе, чем в поэзии. Света с такой силой толкнула дверь парадного, что та с грохотом ударила в стену. Она даже не переоделась, — была в том же выпускном платье, но уже изрядно помятом. И в его сторону не посмотрела, не заметила. Пересекла двор и скрылась за противоположным домом.

Андрей замер в нерешительности. Куда она в такую рань? И вопрос, и догадка пугали его. Нет, ведь там не только автобусная остановка, но и булочная.

Она пошла за хлебом, как раз к открытию. Так успокаивал он себя. Но он не видел сумки в ее руках, и потом, когда идут в магазин за хлебом, не ломают двери.

Он сорвался с места и кинулся к автобусной остановке.

Народу было полно. Люди ехали на работу. В серой пролетарской толпе Света сразу бросалась в глаза. Она стояла к нему спиной и что-то нервно теребила в руках. Он спрятался за киоск «Союзпечать» и выругал себя последними словами — опять следит! Это уже переходило в болезнь.