Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

— Трудно тебе приходится, — прошептала она.

— Ничуть. Я люблю заботиться о тебе.

— Когда я болею…

— И когда здорова, только тогда это куда сложнее. Вот увидишь, я займусь будкой для Тома, я давно о ней думаю. Работа мне сейчас позволяет, и я буду проводить с тобой больше времени.

Она улыбнулась — одними губами, глаза остались серьезными.

— Спасибо, Франсуа. Мне очень нужно чувствовать, что ты рядом. Мне что-то нехорошо, понимаешь?

— Что за мысли, Элиана?

— Мне кажется, я не поправлюсь.

Я ласково побранил ее, поцеловал в глаза, чтобы она не плакала, и она снова уснула, а я стал заниматься ужином. Проголодался я не слишком и поэтому ел тоже, что и Элиана: лапшу с вареньем. Стемнело. Я прошелся по саду, выкурил трубку. Мириам тоже, должно быть, собирается выйти: это ее час. А может, она, напротив, улеглась в кровать и готовится погрузиться в сон, который позволяет ей пренебрегать расстояниями и быть одновременно и там, и здесь? Том, выскочив из кухни, вертелся вокруг меня. Бегал туда-сюда за жуками и не выказывал ни малейшего беспокойства. Я простился с ним и отправился в дом. И тут же услышал надсадный кашель Элианы, а потом шлепанье босых ног — она спешила в ванную, ее снова рвало.

Я выехал в вечерний отлив — утренний я пропустил, потому что Малле приехал слишком поздно. Он был в полнейшем недоумении. Анализы ничего не показали — во всяком случае, той дозы яда, которую он рассчитывал увидеть. Тогда он стал настаивать на рентгене. Я уже ни на что не надеялся, но договорился с коллегой из Нанта. Я исчерпал все способы защиты. И был без средств и без сил. Воздействовать нужно на Мириам, и партию следует выигрывать в Нуармутье. Элиану я оставил в довольно плачевном состоянии и, переправляясь через Гуа, не знал, что буду делать и что говорить. Я устал до изнеможения, и, клянусь, если бы моя смерть могла принести пользу, я остановился бы и дожидался прилива. Но я должен продолжать битву. Битву! Разве не отступал я постоянно перед Мириам? То, что простодушно или малодушно я называл битвой, разве не было моим стремлением остаться с Элианой? Но когда, отступая, я окажусь припертым к стене, разве я не пойду в наступление на Мириам? Вот тогда мы посмотрим. Пока мне хватает ехать в машине, чтобы чувствовать, что я действую. Что же касается будущего, то я постараюсь распорядиться им как можно лучше в зависимости от обстоятельств. Я понимал, что моя программа смехотворна. Но примите во внимание, морально я был совершенно раздавлен. И потом, я совсем не стараюсь оправдать себя — наоборот, хочу показать, что моя усталость и страх сыграли свою пагубную роль в развитии событий.

Подъехав к вилле, я увидел возвращающуюся из города с хлебом Ронгу. Она догнала меня, и я пожал ей руку в знак нашего союзничества, несмотря на смерть Ньетэ. Я счел необходимым извиниться:

— Все произошло за моей спиной, Ронга, даю вам слово. Госпожа Хеллер взяла яд у меня в машине.

— Я знаю, — ответила она.

Горе Ронги было так велико, что в одну секунду лицо ее стало мокрым от слез.

— Ну-ну, Ронга! Я понимаю ваше горе, я и сам был к ней очень привязан…

— Я хотела увезти ее с собой, когда буду уезжать, — проговорила она. — Она была для меня не домашним животным, а другом. Конечно, это невозможно, но когда я думаю, что она останется лежать здесь и никто не будет ухаживать за ее могилой…

Ронга вытерла глаза тонким батистовым платочком. Ее внутреннее достоинство, ее воспитанность поразили меня.

— Но вы же не уезжаете прямо сейчас?

— Через неделю. Разве вы не в курсе? Госпожа Хеллер меня отправляет. Я должна сделать генеральную уборку, пока она будет в Париже, а затем я уеду…

— Она едет в Париж?

— Ах, ну да! — воскликнула Ронга. — Вас же несколько дней не было! Да, она уезжает завтра… она сама вам все объяснит…

Вспыхнувшая внезапно надежда воодушевила меня, согрела — не знаю даже как сказать. Она была мощной и сладкой, как дуновение самой жизни. Примерно то же я ощущал совсем недавно, когда ехал к Мириам. Теперь я так же радовался ее отъезду. Я вынужден был взять себя в руки, так мне хотелось припуститься к дому бегом.

— А куда поедете вы, Ронга? Вернетесь в Африку?

— Нет, поищу себе место во Франции. У меня есть кое-что на примете. И конечно, в любом месте мне будет лучше, чем здесь.

— С ней вам всегда было так плохо? — шепотом осведомился я.

— Она со мной не разговаривает. Я для нее не существую. И никогда не существовала. Я была вещью, которую рисуют…

Ронга открыла калитку. И тут же из-за угла виллы появилась Мириам в своем синем плаще и с перевязанной щиколоткой. Появление ее было так неожиданно и так походило на описание матушки Капитан, что я невольно застыл на месте. Но нет, это не тень. Мириам, хромая, подошла ко мне. На Ронгу она даже не взглянула.

— Франсуа, милый! Какая счастливая неожиданность! Я знала, что ты приедешь, но ждала тебя только завтра.

— Ты куда-то ходила?

— Нет. Хотела посмотреть, чем занята Ронга. Ее не было добрый час. Знаешь, она… я больше не хочу иметь с ней дело… Ты зайдешь хоть ненадолго?

Она взяла меня под руку и потащила к дому. Мне это было неприятно. Я хотел избежать ее прикосновений, но она нависла на моей руке всей своей тяжестью, и я с гневом и страхом чувствовал, что она влюблена в меня.

— Видишь, — продолжала она, — я уже хожу. Пока еще побаливает, но рана уже зарубцевалась.

Она привела меня в гостиную и тут же, даже не прикрыв дверь, сжала мою голову в ладонях и прижалась губами к моим губам с такой страстью, что мы едва не упали.

— Франсуа, счастье мое! Ты уже не сердишься? Все забыл?

И она снова поцеловала меня, и в ее поцелуе было столько простодушной неподдельной страсти, что это не могло не тронуть меня. Хромая, она добралась до своего табурета и села.

— Франсуа… Дай я на тебя посмотрю!.. Нет, я не потеряла тебя! Ты любишь меня? Меня нужно любить, Франсуа… особенно теперь, когда я так стараюсь для нас обоих…

— Сними плащ, — сказал я.

Она словно растерялась. Она не поняла, что мне стыдно сжимать в объятиях женщину, которая преступницей проникла ко мне в дом.

— Ты не без странностей, любовь моя!

Она сняла плащ. Да, это прежняя Мириам, которую я так люблю. Серые глаза ее светились нежностью.

— Завтра я уезжаю в Париж, — продолжала она, — подписывать контракт. Директор галереи — я тебе уже говорила… Ты забыл? Но не важно, он наконец согласен. Если у меня было плохое настроение все последнее время, Франсуа, милый, то только потому, что мне приходилось выдерживать жестокие бои. Но он принял мои условия. В субботу я получила от него письмо. В Париже я останусь примерно с неделю, улажу все дела с выставкой, потом вернусь сюда, проверю, все ли в порядке, и запру дом. Это будет отъезд навсегда. Так что у тебя еще достаточно времени…