Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Гостиная опустела. Большинство картин исчезло. Вдоль стены выстроились чемоданы с пестрыми этикетками.

— Садись, Франсуа, любовь моя! У тебя такой вид, будто ты приехал ко мне по вызову.

Я осторожно придвинул ногой к себе стул. Продолжения я ждал с любопытством и страхом, как охотник, наконец выманивший из логова зверя, которого давно выслеживал.

— Пришлось поимпровизировать немножко, ты этого не любишь, но я по-другому не умею. Впрочем, увидишь: все устроится как нельзя лучше. В конце концов я выбрала Мадагаскар.

Она рассмеялась — возможно, чтобы хоть как-то замаскировать свое откровенное бесстыдство, — и по своей отвратительной привычке схватила меня за руку.

— Мне-то все равно, но ты же никогда не уезжал из Франции. Я точно знаю: там мы будем процветать. Я должна взять реванш! Сначала мы поедем в Антананариву. Там у меня есть знакомый, он обещал тебя устроить. Ты же знаешь, это страна скотоводов! И какая разница — коровы на Мадагаскаре или в Вандее! Просто вместо ста или двухсот голов у тебя под присмотром будет пятнадцать или двадцать тысяч! Стоит потрудиться, правда? Ты рад?

Я молчал. Я чувствовал, что сейчас она откровенно выскажет мне все, что думает.

— Мы сядем в самолет в Орли, — продолжала она, — и доберемся до Антананариву быстрее, чем ты добираешься сюда, когда дожидаешься отлива. По существу, Мадагаскар куда доступнее Нуармутье. Не забудь, кстати, перевести все деньги в парижский банк. Тебе будет проще потом ими распоряжаться… Разве нет? Ты не согласен?

— Ты прекрасно знаешь, что Элиана больна.

— И что это меняет?

— Как?

— В любом случае при разводе вина будет на тебе, поскольку ты оставляешь семью. И если ты будешь дожидаться, пока твоя жена выздоровеет, для тебя все равно ничего не изменится к лучшему.

Я не ответил, надеясь услышать продолжение, но Мириам сочла, что отмела мое возражение и я согласен с ней целиком и полностью.

— Тебе лучше почти ничего с собой не брать, — заговорила она снова. — Начнем с нуля, как настоящие эмигранты. Ты ведь хочешь, чтобы мы с тобой стали эмигрантами?

Жизнь до сих пор тебя не очень-то баловала. Мне кажется, ты уедешь без особых сожалений.

— Не в этом дело, — нетерпеливо возразил я.

— Погоди! Я все предусмотрела. Чемоданы свои отправь в Нант, мы заберем их дорогой — я собираюсь купить машину, подержанную, чтобы доехать сюда и потом обратно в Париж. Можно было бы обойтись и без нее, но у меня много картин, и я совсем не хочу их испортить.

Против воли я внимательно слушал ее, и меня так и подмывало со всей жестокостью бросить ей в лицо: «Ты бредишь и несешь несусветную чушь!» Но я только пожал плечами.

— А этот господин, — начал я, — я имею в виду директора галереи — он не мог бы сам за ними приехать?

— Нет! Мне бы совсем не хотелось, чтобы он видел мои ранние картины.

— Ну так найми машину!

— Может, ты и прав. В любом случае какая-то машина у нас будет. Я посмотрела график приливов. В следующее воскресенье отлив будет в девять вечера. Это самое подходящее для нас время. Мы уедем тайно — это совсем не в моем стиле, но мне кажется, что тебе будет спокойнее проехать по Бовуару ночью. Так ведь?

— Я буду ждать тебя у ворот своего дома с дорожной сумкой на обочине, как положено путешествующему автостопом, — горько сказал я.

— Ничего подобного! Я надеюсь, ты будешь настолько любезен, что приедешь заранее и поможешь мне погрузить багаж в машину. Ведь я буду одна. И к тому же мне кажется, что будет лучше, если мы уедем прямо отсюда вдвоем. Это будет хорошее предзнаменование. Ты же знаешь, как я суеверна.

Каждой фразой Мириам все крепче опутывала меня, словно сетями. Мне бы следовало отбиваться, всеми силами рвать невидимую паутину. Но нет! Я колебался. Терял понапрасну время. Подбирал контрдоводы, как будто логикой можно выиграть дуэль! Но я был вынужден признать, что план Мириам почти безупречен. Единственным моим решительным возражением, которое сейчас я и не хотел обнародовать, была Элиана! Но Мириам видела меня насквозь.

— Скажи мне, что все-таки происходит с твоей женой?

— Ничего, — ответил я вставая. — Ты требуешь от меня слишком многого!

— Франсуа, прошу тебя, выслушай меня внимательно… Отступать уже поздно. Будь ты врачом, я бы поняла, что ты должен остаться при ней. Но ведь не ты ее лечишь. И не твое присутствие! Она же не одна! У вас есть служанка. У нее есть деньги. Так в чем же дело? Когда ты будешь далеко, у нее, я уверена, все наладится. И нисколько не сомневаюсь, что она скоро выздоровеет.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно понимаешь что. Она тоже станет совершенно свободной. Может быть, вернется в Эльзас и устроит жизнь по своему вкусу.

— Ты в этом уверена?

Мириам нежно улыбнулась и, подойдя, положила голову мне на плечо.

— Ты не перестаешь меня удивлять, милый. Ты как будто не жил никогда. Конечно, уверена… потому что знаю женщин.

Она сделала шаг по направлению к лестнице, к спальне, но я устоял.

— Нет? — прошептала она. — Неужели нет? Ты уже уезжаешь? Ну так поцелуй меня, Франсуа, любовь моя…

Ее губы принудили приоткрыться мои. Руки ее сомкнулись у меня на бедрах. Я попался в ловушку. Ее язык искал моего, горячее дыхание обжигало. Я невольно представил себе пчелу, впившуюся в цветок, и грубо отстранил ее. Мириам по-прежнему улыбалась.

— Ты приедешь в воскресенье? Я буду ждать тебя с половины девятого… До скорого, Франсуа, любимый… И не волнуйся так из-за своей жены… Все уладится…

Она подтянула узел на моем галстуке, потом, поцеловав кончик своего указательного пальца, приложила его к моим губам.

— Поезжай быстрее, сейчас тебе совсем не время тонуть…

Я вышел не оглянувшись. Я знал, что она смотрит мне вслед. Наверняка обойдет вокруг дома, чтобы посмотреть, как я уеду. Я яростно рванул машину с места. Ну что ж, тем хуже для Ронги. Я с удовольствием простился бы с ней, пожелал бы ей удачи. А теперь? Приеду ли я к Мириам? Я приехал выведать ее намерения. И попался. Торг оказался таким, каким я его и предвидел: мой отъезд против жизни Элианы. И этот договор мы молчаливо подписали. Мириам будет меня ждать. Билеты на самолет у нее, разумеется, в кармане…

Начиная с этого утра каждая минута будет приближать меня к катастрофе. Да, к катастрофе, потому что я не желал уезжать. Бесспорно, жизнь Элианы драгоценна, ну а моя? Она что, совсем уже ничего не стоит?

Гуа я пересекал с зажженными фарами. Справа и слева чернело море. Темными пятнами проносились буйки, и иногда вдали белое крыло чайки задевало край ночи. Где счастливые зори поры расцвета моей любви? Теперь я крадусь из одного дома в другой в густых потемках. Я сделался боязлив, мысли мои болезненно двоились. Чтобы не шуметь, я остановил машину на дороге и вошел через заднюю калитку. Прошел через сад и открыл дверцу гаража. Я повторял путь Элианы, когда она возвращалась из города на велосипеде. Прибежал молчаливый Том и уткнулся мне в ладонь мокрым носом. Теперь ему нечего бояться Ньетэ. Я щелкнул зажигалкой и поднял ее над головой: люк закрыт. Я отогнал Тома и на цыпочках поднялся на второй этаж. Элиана спала. Я опасался, что, раздеваясь, разбужу ее, и отправился ночевать в кабинет. Я лег и без обиняков задал себе вопрос: соглашусь ли я уехать? Если я уеду, Элиана не простит меня никогда, это я знал твердо. Она цельная натура, никогда не кривит душой. И всегда выбирает либо все, либо ничего. И даже если впоследствии я порву с Мириам, то все равно не дождусь дня, когда мог бы переступить порог этого дома: я стану Элиане чужим. Я могу спасти ей жизнь и навсегда потерять ее любовь. А объяснять ей коварные ловушки Мириам бесполезно, это я тоже знал заранее. И с другой стороны, как может не понимать Мириам, что своим напором она не привлекает меня к себе, а отталкивает? Как может не чувствовать, что я стал ее тайным врагом? Короче: остаться? Невозможно! Уехать? Тоже невозможно!