Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Она отперла ключиком маленький секретер и вытащила письма.

— Мне приходится все запирать: Ронга повсюду сует свой нос. Как-то я застала ее читающей мои письма, а я совсем не хочу вводить ее в курс наших планов.

Я собрал все свои силы.

— Нет, — сказал я, — я не собираюсь уезжать.

— Но мы же не завтра уезжаем. Сейчас там зима. К тому же у меня еще полно дел, а у тебя жена».

Я повернулся к ней спиной и, ни слова не говоря, вышел. Попытайся она меня удержать, я ударил бы ее. Она просто чудовище. Я повторял себе: чудовище, чудовище! И я тоже чудовище, потому что все еще остаюсь здесь и, вместо того чтобы бежать без оглядки, торчу в саду возле квадрата свежевскопанной земли. Прости, Ньетэ! Я заглянул в прачечную, вдохнул ее запах — все, что осталось от маленькой преданной души. Я поискал Рангу, но ее нигде не было. Заводил мотор я в полной уверенности, что никогда больше сюда не вернусь, никогда больше не увижу Мириам. Все кончено. Она не посмеет чинить зло Элиане, потому что потеряла меня навсегда и знает об этом. Но если все-таки посмеет, я ее убью.

Вам, конечно, знакома горячность слабых. Наедине с собой, в воображении, они цари. Сметают любое сопротивление. А потом сталкиваются с действительностью. Дома ко мне вернулась подавленность. Я прекрасно знал, что бессилен справиться с Мириам. Я не мог ее даже забыть. Однако в своем решении я был тверд: меня освободила смерть Ньетэ. Теперь я свободен от Гуа, от тайных поездок и возвращений, наполненных страхом. Я снова вернулся к своим привычкам, к размеренному существованию. В глубинах своей грусти я черпал свойственное мне прежде спокойствие. Никогда еще равнина не выглядела столь дружественной. Три-четыре следующих дня я чувствовал себя подобно выздоравливающему, который еще не рискует действовать, но чувствует, что силы понемногу возвращаются к нему. Май месяц овеял поэзией наши пастбища и болота. И меня снова радовали поездки с фермы на ферму по равнинам, похожим на английский газон. Африка! Мадагаскар! Красивые слова. Слова, и ничего больше. Здесь я хозяин, несмотря на заляпанную грязью старую колымагу, несмотря на сапоги и куртку. Это мои владения. Как это объяснить? Этот край — мое тело, а я биение его сердца. И если я люблю Элиану, то потому, что она, сама о том не подозревая, сродни здешним крестьянкам: так простодушна и инстинктивно благоразумна. И если по другую сторону Гуа, любя и ненавидя Мириам, я становлюсь человеком боязливым и малодушным, то только потому, что обрывается моя связь с землей. Теперь я отчетливее понимал, на что во мне самом посягала Мириам, посягая на Элиану, — на источник моей жизненной силы и равновесия. Отъезд для меня физически невозможен. И вполне возможно, что Мириам, оставаясь здесь, чувствует, что гибнет. Как бы поделикатнее растолковать ей, что мы угодили в замкнутый круг? В нашей любви мы не можем не губить друг друга, один из нас неизбежно становится жертвой. Так почему бы нам не расстаться друзьями? К чему горечь, стремление отомстить? Я твердил себе все это, успокаивая себя и пытаясь успокоить ее, успокоить и разоружить, словно мое стремление к покою было способно оградить мой дом невидимой и непробиваемой стеной. Но я прекрасно знал, что сентиментальничаю, и не больше: все мои магические укрепления ничуть не помешают боевым действиям Мириам. Несмотря на мой страх, о стенах и укреплениях я говорил не всерьез. И вот какой тут был еще нюанс, о котором я пока не говорил: я был глубоко убежден, что Мириам способна причинить зло Элиане, но вместе с тем мне казалось, что эта убежденность исходит не от лучшего меня, а от худшего, от подростка-неудачника, которого подчинила себе Мириам и который в восхищении от всего, что бы она ни делала. Я дрожал от страха, но не в силах был оторвать любопытный взгляд. Так что все мои предосторожности я принимал не без доли скептицизма.

Матушке Капитан я сказал, что посетительница в голубом плаще еще может вернуться — не обязательно, но вполне возможно.

— И что мне тогда делать?

— Просто немедленно сообщить мне.

Я заделал люк, заделал колодец, но без спешки, словно на меня напала охота что-то смастерить. Я делал все, чтобы потом себя не упрекать, но вместе с тем про себя я посмеивался. Придется-таки ей поломать голову, прежде чем обрушить на нас новое несчастье. Вечером я выпустил Тома — дескать, уже наступило тепло и нечего ему торчать в кухне. Я запер все двери, всячески стараясь думать о чем-нибудь постороннем. Я постоянно симулировал веселье, что стало удивлять Элиану, и она не раз спрашивала меня:

— Неужели дела пошли так хорошо?

С давних пор Элиана вбила себе в голову, что единственная моя цель в жизни — зарабатывание больших денег. Мириам я мог бы сказать, что со мной. С Элианой это было бесполезно. Мои объяснения наскучили ей и даже подспудно шокировали. Так что вместо ответа я ограничивался беззаботным взмахом руки. При этом я старался ей угождать: возвращался к положенному часу, подробно расспрашивал ее. Что она делала? Кто приходил? Не устала ли она? В конце концов уже она пожимала плечами.

— Нашел чем интересоваться. Да все идет себе как обычно.

Но как-то вечером я нашел ее лежащей в постели — осунувшееся лицо, помутневшие блестящие глаза… Ко мне вмиг вернулись все мои опасения. Я проверил пульс: температура явно повышенная.

— Пустяки, — сказала она. — Похоже, я не справилась с кроликом, соус тяжеловат. А как у тебя?

— Нормально. Ты что-нибудь приняла?

— Таблетку уроформина.

— Давай позовем Малле.

— И не думай даже! Скоро все пройдет.

Я помылся, переоделся, продолжая думать о недомогании Элианы. Похоже, и впрямь приступ гастрита. Довольно часто излишне обильная кухня Элианы оборачивалась у меня несварением. Естественно, то же самое может постигнуть и ее. Но спокойнее мне не стало. Я зашел к ней.

— Какая сейчас температура?

— Тридцать восемь и две.

Ничего страшного. Спустившись вниз, я поужинал вместе с Томом и вымыл посуду. Потом поставил варить овощной суп. И лег в постель. Элиане, похоже, стало получше, но она крепко спала — приняла снотворное. Спала она и утром, когда я уходил. Работал я кое-как. Мне не терпелось вернуться домой. На обратном пути я гнал машину вовсю. Моя старушка была на последнем издыхании и нуждалась в первую очередь в ремонте, а совсем не в морских купаниях в Гуа.

Элиана встала с постели, но ходила еще в халате.

— Дела пока не блестящие, — сказала она.

Однако сочла своим долгом со мной позавтракать. Отведала она только чуть-чуть овощного супа и очень меня за него похвалила. А я тем временем расправился с ее вкуснейшим кроликом.

— Лежи, — сказал я, — мы управимся вдвоем с матушкой Капитан.