Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

Порученец увидел, как Рассерт вошел в посольство. Сам он сидел на низенькой стенке, тянувшейся вокруг подземного перехода; казалось, загулявший допоздна москвич, наслаждающийся прохладой и летней ночью, присел на каменную оградку покурить.

Как же переменчив этот город! Каждый день какая-нибудь неожиданность: то буйство страстей, то мертвая тишина. В вышине вокруг уличного фонаря кружились и сердито гудели мухи, ночные бабочки, мошкара.

Часом ранее на этом самом месте его обнаружил патруль. Так и должно было быть. Посольство окружала полукилометровая «санитарная зона». Все, что двигалось подозрительным образом или застревало, где не надо, тщательно обследовалось и оценивалось с точки зрения потенциальной угрозы. Патрульные глянули на Порученца, на грязную его одежду и одутловатое лицо и излишне поспешно заключили, что этот человек ни для кого никакой опасности не представляет.

Когда он покинул насиженное место, они даже не обратили внимания и не связали между собой два события: его уход и исчезновение Рассерта в проходной посольства.

Хотя если бы они понаблюдали за Порученцем подольше, возможно, его усталая походка навела бы их на кое-какие размышления. Он еле-еле плелся, ноги под ним подкашивались. Столько лет глядеть на все изнутри, а сейчас оказаться вне, за кремлевскими стенами, и не в состоянии действовать! Ночь принесла поражение. Встреча не состоялась. Придется погодить денек-другой и снова попытать счастья.

Он дождался последнего автобуса и доехал до величественной колоннады на входе в парк Горького. Оттуда, выбирая переулки потемнее, вышел на Ленинский проспект. Хорошо бы посидеть, поговорить с учителем, а заодно слегка выпить. Что-то тогда, глядишь, прояснится. Мудрый он старикан, откуда только что берется! Вроде бы сидит сиднем дома, а откликается на все, как хороший резонатор. Нет у него ни предубеждений, ни пристрастий. Вот ведь умеет человек видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.

Порученец прибавил шаг: автоматом сработал рефлекс, хотя что побудило его отреагировать, он понял не сразу. Где-то там, у него за спиной, мелькнула тень. Идут по его следам? А может, просто случайный прохожий?

Сделав пару шагов, он приостановился, навострив ухо, и вдруг понял, что во тьме больше никого нет. Тот, кто был там, среди деревьев, прошел совсем близко от него, но в другую сторону. Значит, опередили, значит, успели сделать, что задумали.

И тогда Порученец пустился бегом, потому что сейчас все оборачивалось против него; по коже поползли мурашки — не хочется признавать, что боишься, не хочется называть страх — страхом, хотя уже много лет ты с ним неразлучен.

Когда завыла сирена, Порученец находился всего в нескольких сотнях метрах от дома учителя — но нужно попасть туда первым, попасть во чтобы то ни стало, и он помчал во весь дух, как бегун на короткие дистанции, как не бегал уже лет двадцать. И вот он уже шагает через две ступеньки за раз по сумрачной лестнице и видит, что дверь в квартиру учителя едва прикрыта — они даже не удосужились хоть как-то замаскировать свой визит.

Он замер на месте, ведь спешить больше незачем, а видеть, задеть, что там за дверью, не хочется. Но все-таки ты пойдешь ради тех двух-трех минут тишины, которые дано тебе провести наедине с другом. Вспомни, что говорила мать: как бы ты ни спешил, в беде иль в опасности, улучи мгновение для себя. Может быть, это все, что тебе еще суждено в этой жизни.

Учитель лежал на боку между диваном и журнальным столиком. В комнате все, как всегда, на своих местах. Порученца вдруг охватил гнев. Учитель и не думал сопротивляться. Милый, мягкий человек, приехавший в Россию в поисках дружбы и одиночества… Он сидел там, на диване, ни о чем не догадываясь, ни о чем не помышляя, глядел на них с видом обиженного ребенка, и вот тогда ему размозжили череп.

Русский молча опустился на пол рядом с телом друга, положил к себе на колени окровавленную голову и закачался, словно баюкал ребенка… Так его и застали два милиционера, приехавшие по звонку неизвестного гражданина.

Порученца освободили через три часа. Он отказался обсуждать свое пребывание в квартире учителя и в ответ на любой вопрос упорно называл номер телефона в Кремле, отсылая за всеми разъяснениями туда.

Милицейский начальник бушевал. Нечего ему указывать, — кричал он в телефонную трубку, — всех бюрократов он имел в виду! Совершено убийство, и пусть это будет папа римский или даже Иисус Христос, все равно отвечать придется. Если генеральный секретарь хочет заполучить своего человека, пусть они там приподнимут свои жирные зады и сами за ним приедут.

Результатом переговоров явилось прибытие ни более ни менее как помощника генерального секретаря. Он прошествовал в МУР, одетый в синий костюм с иголочки и злой, как черт, что кто-то посмел обсуждать, описывать, наконец, просто всуе упоминать его драгоценную задницу.

— Моя фамилия Криченков, — сказал он грузному, потному начальнику следственного отдела, который встретил его в коридоре. — Вот уж не думал, что у нас в МУРе еще работают такие подонки, как вы.

— Еще посмотрим, кто будет, а кто нет работать через месяц. Может, кому-то придется пойти в дворники, а?

Милиционер сплюнул на пол и возвратился к себе в кабинет. Криченков и Порученец обменялись хмурыми взглядами.

— Вам не нужно было приезжать самому, — покачал головой Порученец.

— Я выполнял указания. — Криченков огладил руками пиджак. — Такое время, не каждый может справиться.

Они вышли из МУРа. Было четыре часа утра. Черная «волга» с зажженными фарами стояла у тротуара. Мотор был включен.

— Езжайте, я доберусь сам. — Порученец оглянулся по сторонам в поисках такси. Машин не было.

— Мне приказано доставить вас в Кремль. А потом можете отправляться хоть к черту на кулички.

— Приказано? Кем?

— По-моему, это и так ясно, — улыбнулся Криченков.

Сели в машину. Шофер даже не обернулся. Быстро, четко он выехал на раздолье Калининского проспекта. В взметнувшихся ввысь домах не светилось ни одно окно.

Проехали кинотеатр, потом мимо министерства обороны вниз по узкому склону к Боровицким воротам. «С такой-то броней эту машину не остановить», — подумал Порученец. Семафор на кремлевских воротах горел зеленым. Знакомое взвизгивание шин, скользнувших по булыжной мостовой, и вот он уже стоит в прохладе раннего утра, и на ясном заревом небе чернеют перед ним кресты кремлевских церквей.

«Мой друг погиб сегодня ночью», — накатила мысль, и снова тоской зашлось сердце, и на глаза навернулись слезы.

Андрей Криченков проводил взглядом Порученца, прошедшего к служебным помещениям Кремля, и приказал шоферу везти себя домой. Он жил неподалеку. Впрочем, если тебя возят кремлевским лимузином, если для шофера ни прохожие, ни другие автомобили словно бы не существуют и он несется вперед, не взирая на красный свет, тогда где бы ты ни жил, все будет близко.