Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

Они поднялись, женщина пригладила платье в полосочку, намокшее от пота сзади, неуклюже повернулась, бойко помахала Маркусу, и они удалились. Британец держал ее, слегка пошатывающуюся на высоких каблуках, за руку.

Эта пара не соответствовала представлению Маркуса о связных. Они бросали опасливые взгляды по сторонам; неожиданно заговаривали — чересчур поспешно и громко; и горячие, влажные их ладони оставляли сзади на брюках темный след… Маркусу казалось, что он стал участником какой-то дешевой, третьеразрядной постановки. Странно. А впрочем, может, так оно и есть?

«Берлин» всегда был его излюбленным рестораном. Хотя здесь царила такая же недружелюбная атмосфера, как и в других заведениях подобного рода в Советском Союзе, по крайней мере в убранстве интерьера была своя прелесть. Это и высоченные потолки, и фонтан, множество позолоты и роскошная люстра. К тому же, ресторан небольшой, и, может поэтому, обслуживали здесь быстрее и лучше.

— Я заказывал столик, — сообщил в дверях Маркус.

Но швейцар как не слышал. Впрочем, какой-то список все же появился у него в руках, и он, все так же загораживая вход, в сумраке начал сверять фамилии.

Бормоча что-то себе под нос, швейцар наконец отступил в сторону, позволив Маркусу протиснуться внутрь. Ансамбль играл ритмично и шумно, вполсилы работала цветомузыка.

Анастасия сидела за столиком в середине зала — вот уж чего он никак не ждал. Он-то думал, что она опоздает или не придет вовсе, а если придет, то буквально на пару минут. Но, судя по блюдам на столе, она даже сделала заказ.

— Закуски, — гордо произнесла она, — холодное мясо, овощи, картофельный салат и двести граммов водки.

Маркус засмеялся и расслабился.

— Откуда ты знаешь, что я проголодался?

— А я и не знаю. Почти все это — мне. — Она коснулась его руки. — И потом ты всегда голодный.

Они словно бы заключили молчаливое соглашение не говорить в ресторане о делах. Еще успеется. В России у каждого чувства обострены до предела, а вопрос, который так хочется задать, щекотливый, вот и тычешься вслепую, отыскивая правильный подход.

— Ты снова работаешь?

Она вкусно ела огурец.

— Я не прерывала работу. — Анастасия положила себе в тарелку заливное из осетра.

— А говорила, что у тебя мигрень.

— Я брала работу на дом. Послушай, Маркус, хватит меня допрашивать! Как какой-нибудь аппаратчик!

— Прости. Я беспокоился о тебе.

— Беспокоился? Зачем? Мне это неприятно.

— Неприятно? Почему? — Он почувствовал, как к горлу подкатил ком. Неужто он так сильно задет?

— Ну, Маркус, не надо ничего такого, ладно? Прислушайся к тому, что я говорю. Это всего лишь обед, ничего больше. Не вкладывай в нашу встречу никакого дополнительного смысла, хорошо? — Анастасия налила себе водки. — Плохой из тебя хозяин, Маркус, и совсем ничего не ешь. — Она ткнула вилкой в салями. — Колбаса хорошая. Правда, пожалуй, чуть более жирная, чем хотелось бы. Но какую еще у нас найдешь?

Анастасия была весела, много ела и поминутно вертелась, заговаривая с незнакомыми людьми за соседними столиками, как будто не могла усидеть на одном месте.

Привлеченный ее выходками, к столику подкатил коренастый темноволосый тип и пригласил потанцевать.

— С удовольствием. — Она позволила типу поцеловать руку. — Маркус, а ты пока закажи, пожалуйста, кофе.

Анастасия откровенно играла на его нервах. Но Маркус чувствовал, что ей плохо и что развязность ее показная. Ей хотелось не столько внимания, сколько рассеяния, хотелось забыться и ни о чем не думать. Даже когда она кружилась в танце, порывистость, резкость движений выдавали ее с головой; казалось, с каждым вращением она преодолевала невидимую преграду.

Оркестр заиграл медленное танго, и Маркус утомленно прикрыл глаза: на него накатилась жуткая усталость. Он не заметил, как на место Анастасии скользнул человек, подхватил оставленную ею рюмку с водкой, опрокинул в себя и застыл, вперившись взглядом в Маркуса. Позже он попытается объяснить все стечением обстоятельств, что, вообще говоря, для Москвы было делом обычным. Только после такого дня происходившее представало слишком уж четко организованным, с точки зрения здравого смысла выходило за пределы случайного, и Маркусу начинало казаться, что и жизнь его больше ему не принадлежит.

Дэвид Рассерт поставил рюмку и знакомым жестом молча протянул ему руку.

Конечно, Анастасия была в восторге и тут же оставила своего кавалера. Встретиться с Рассертом и его коллегами из американского посольства для нее большая удача, ведь она работает в управлении, которое занимается европейскими странами, и ей редко выпадает удовольствие пообщаться с американцами. Поглядывая на Маркуса, Анастасия жаловалась, что среди тех, с кем она имеет дело, в основном скучные англичане или французы, которые словно законсервировались с прошлых веков. Другое дело — американцы, нация молодая, изобретательная… Слова лились неудержимо, и даже Рассерт, который был очарован ее фигурой и манерой одеваться, вскоре засомневался в ее уме.

И, разумеется, коллеги Рассерта — первый секретарь посольства и его жена — вскоре были вынуждены уехать: их ждала приходящая няня, которую пора было отпустить домой, так что Рассерт остался без машины.

— Мы вас подвезем, — объявила Анастасия, да так громко, что оркестр прекратил играть; впрочем, музыканты все равно заканчивали, зал был почти пуст, и официанты убирали от столиков стулья едва ли не быстрее, чем они успевали освобождаться.

Всей компанией — в летнюю ночь. Покатили вдоль Садового кольца к единственному зданию в Москве, над которым плещутся на ветру звезды и полосы американского флага.

— Остановите здесь, — без нужды сказал Рассерт.

— Надеюсь, вскоре увидимся, — Анастасия протянула с переднего сидения руку для поцелуя, — вволю наговоримся. Вот моя визитная карточка.

Они вклинились в поредевший к ночи поток машин. Маркус молчал. И только вырулив на проспект Вернадского, взглянул на нее.

— Я тебе сегодня не нравилась? Да?

Сразу видно, как она устала. И ее английский стал хуже.

— Как это ты догадалась?

— Я не стану оправдываться.

— Естественно.

— Но если тебе неприятно, прости. — Она опустила стекло со своей стороны. — У меня кружится голова. Наверное, завтра стоит посидеть дома.

— Мысль неплохая.

Анастасия улыбнулась. В свете уличных фонарей ее лицо казалось измученным, бледным.

— Даже очень. А к вечеру можешь меня навестить. Посидим попьем чайку.

— И почему только я так к тебе привязался?!

— Чего не нужно, того не нужно. — Она повернулась к нему и ласково взъерошила его волосы. В заднем стекле машины убегал от них город.