Тим Себастиан - Шпион под подозрением. Спасские ворота

— Подождите здесь, — сказал ей раздосадованный Криченков и деловитой походкой вышел в коридор. Хозяин приемной генерального секретаря, страж его владений.

Анастасия уселась в обитое кожей кресло и, глядя на сверкающий паркет, подумала, что Криченков стал слишком могущественным, слишком надменным. Ей очень не нравилось его капризное, бледное, безбородое лицо, раздувающиеся ноздри и типично женское жеманство. Многие побаивались этого влиятельного партаппаратчика — хорошего организатора, ловкого манипулятора и дипломата, который мог быть то обаятельным, то отталкивающим.

— Произошла ошибка. Вас вызвали по недоразумению. Он не может вас принять, — объявил Криченков, войдя из коридора в приемную и плотно закрыв за собой дверь.

«Выметайся отсюда!» — читалось в его взгляде. Но Анастасия и не подумала подняться с кресла.

— Странное недоразумение!

— Что делать, в странное время живем! — Он повернулся, собираясь ретироваться в кабинет.

— Когда же мне теперь прийти?

— Откуда мне знать? Вас вызовут.

— Пожалуйста, передайте генеральному…

— Напишите все, что считаете нужным ему сообщить, на этом бланке.

Анастасия потеряла терпение.

— Хватит морочить мне голову, товарищ Криченков! Вы здесь на службе и ведите себя соответственно. Я выполняю официальное поручение генерального секретаря. Если он сейчас занят государственными делами, то мешать ему, конечно, нельзя. Но у меня складывается впечатление, что вы вообще не желаете меня к нему допускать. Передайте генеральному секретарю, что для него есть очень важная информация о том, как реагирует Запад на реформы в нашей стране! — И холодным тоном добавила: — Вы знаете, где меня найти.

Она встала и не оборачиваясь пошла к выходу, ощущая кожей, как в спину ей буравчиком впился его холодный ненавидящий взгляд.

Решение пришло к Такерману с мучительной медлительностью, под доносившийся до его спальни шум пробуждающегося города.

Можно было еще полежать в постели, поскольку ванную уже заняла жена: чистила зубы, принимала душ и накладывала макияж, обращаясь с собой, как с редким и нежным растением.

Такерман спрашивал себя, почему он сразу не сделал такого простого вывода — очевидно, погряз в ерунде, в сумятице будней… Его мозг начал услужливо выстраивать вереницу оправданий. Вот только если и дальше разводить канитель, никакие оправдания не помогут.

Он постучал в дверь ванной.

— Я очень тороплюсь!

— Я тоже! — послышалось в ответ.

«Откуда ей знать, что по ее вине срывается выполнение важного дела, касающегося государственной безопасности», — подумал Такерман. Он представил себе возможный текст своей шифрограммы: «Извините, не успел. Жена надолго заняла ванную: сейчас в моде сложные прически, а нам предстоял званый обед».

А тут еще пробки на улицах! Он даже подосадовал, что благосостояние русских выросло. Правда только каждый одиннадцатый имел машину, но этим утром, казалось, все автовладельцы были на улицах. Когда Такерман наконец прибыл в посольство, Рассерт уже ждал его.

— В кабинет! — бросил ему Такерман тоном, каким дают команду собаке: «Сидеть!».

Они сели за стол, напротив друг друга.

— У меня для вас неприятная новость, Дэвид…

Рассерт улыбнулся:

— Забыли, когда у меня день рождения?

— Нет. Вы уезжаете. Вам надо покинуть страну до конца недели.

— Почему?

— Почему?! — Такерман вскочил со стула. — А как вы сами думаете? Англичанин, судя по всему, переметнулся. Он знает, кто вы, — значит, вы сгорели. Ясно? Представление окончено!

— Полной уверенности у нас нет…

— Господи, да этот вывод прямо следует из вашего отчета! Все ваши сомнения насчет мурманской истории подтверждаются, разве нет? Разве нет?

Рассерт больше не улыбался.

— Мне нужно еще несколько дней, Джим.

На его лице отразилась усталость. Вокруг глаз залегли глубокие морщины.

— Чтобы дать КГБ время оборудовать вашу камеру? Не говорите глупостей.

— Я могу еще пригодиться здесь, в Москве. Реформаторы усиливают нажим…

— Ну и что?

Рассерт испытующе посмотрел на резидента ЦРУ, словно решал про себя, стоит ли быть с ним полностью откровенным.

— Полагаю, радикалы готовят переворот, — сказал он.

— Это только ваши предположения или у вас есть конкретные данные?

— До меня дошли кое-какие слухи.

Такерман облокотился о стол.

— Ерунда! Им ничего не светит. У них нет ни оружия, ни опыта, ни влияния в стране. Если здесь и будут перемены, в чем я лично очень сомневаюсь, то совсем не те, о которых вы говорите. Скорее, начнут подавать назад.

— Ну хорошо, если вы так считаете…

— Мы должны учитывать возможное, Дэвид. А то, о чем вы говорите, невозможно.

Рассерт встал. Такерман не пошевелился.

— Я отвезу вас в аэропорт.

— А что, если генеральный секретарь явится в посольство просить политического убежища?

Такерман поморщился.

— Не смешите меня.

Они встретились в очереди за туалетной бумагой. Анастасия пришла первой, потом к ней присоединились Маркус с фотографом. Изображая дружную семью, все трое пересмеивались и болтали, будто у родственников в России нет других дел, как только стоять в очередях.

При первой же возможности Маркус отвел Анастасию в сторону.

— Этот человек — убийца.

— Маркус, он просто фотограф.

— И завтра вечером он должен кого-то убить.

— В последний раз. Мне обещали…

— И первого не должно было быть! — Они зашли за киоск «Пепси», скрывшись от любопытных глаз из очереди. Анастасия привычным жестом взяла Маркуса за руку, но ответного пожатия не последовало.

— Ты говоришь об этом так, будто речь идет о самых обыденных вещах.

— Прошу тебя, хватит! — Она отвела глаза. — Вы, англичане, иногда бываете такими высокомерными!

Маркус привлек ее к себе.

— Что происходит?

— В Кремле полный развал. Хаос. Сегодня утром я была там, чтобы встретиться с генеральным, но меня к нему не допустили.

— Думаешь, он в опасности?

Судя по выражению ее лица, она сочла вопрос забавным.

— Он, наверное, единственный, кому ничего не угрожает. Но свободен ли он?.. Может, связан по рукам и ногам. А может, вполне владеет положением. Кто знает? — Анастасия пожала плечами. — Допускаю, что он сам мог инсценировать кризис власти, чтобы свалить своих противников. Я больше ни в чем не уверена, Маркус. Эти люди способны на все… Тебе лучше вернуться в убежище. — Она крепко сжала ему руку. — Здесь находиться опасно.

Они спустились в метро, проехали несколько остановок, потом, в полном молчании, прошли остаток пути пешком. Одежда Маркуса была несвежая, мятая: два дня не было возможности переодеться. Зато он ничем не выделялся из толпы. Москва по-прежнему была городом убогих и грязных.